Лора Бекитт - Дикая слива
Ни тогда, ни после Киан не мог объяснить, почему это сделал. Наверное, оттого, что узы истинного родства были слишком крепки, и он более не хотел и не мог попирать их ногами. Иногда голос сердца бывает сильнее доводов разума, даже если таит в себе смертельную опасность.
— Кун?
— Да, Кун, — сказал Киан и улыбнулся, чувствуя невероятное облегчение.
Пожалуй, он впервые по-настоящему почувствовал, как приятно быть великодушным, сколько возможностей таит в себе власть над людьми.
— Неужели это правда?!
— Ты мне не веришь?
— Верю, — выдавил Юн, вспомнив слова матери о метке.
Киану хотелось поскорее покинуть это помещение, воздух которого был пропитан запахом крови, страданий и страха.
К счастью, все прошло довольно гладко. Юн и сам не помнил, как очутился на улице, свободный, без канги, рядом со всемогущим братом, который обещал о нем позаботиться.
Жаркий воздух казался пепельно-серым, мутным, и на сердце у Юна тоже было муторно. В эти минуты души Лю Бана и остальных, должно быть, летят по воздуху, все еще корчась в немыслимых муках, каким недавно подвергались их тела.
Отпустив слуг, Киан повел брата в памятную для себя чайную. Здесь, в «Цзи-Синь», «Счастливой звезде», он впервые обедал с Мэй.
Хотя Юн был голоден, он не мог есть. Он выглядел опустившимся, неимоверно грязным, но, кажется, ему было все равно.
Рассказывая одну и ту же историю второй раз подряд, Киан ощущал себя странно. Ему чудилось, будто никто не сможет его понять. Даже брат, даже Мэй. Его жизнь напоминала перекрученную веревку, на которой при малейшем желании распутать образовывались все новые узлы. Киан начинал понимать, что в конце концов это невозможно сделать иначе, как разрубив ее пополам.
— Я знаю, что Бао тебя не любил. Если б было иначе, разве б ты ушел с теми людьми? — вяло произнес Юн.
Киан почувствовал облегчение. Он боялся увидеть в глазах младшего брата презрение, зависть и злобу.
— Думаю, нет.
— Я не знал, что такое случается. Что за одну жизнь человек может прожить целых две.
Киан улыбнулся.
— Надеюсь, что ты проживешь три.
— Ты дашь мне работу?
— К сожалению, не смогу. Чтобы получить достойную должность, надо быть образованным и знатным, а заниматься чем-то грязным и низким не имеет смысла. Вот деньги — их должно хватить на первое время. Подумай, что бы ты хотел делать? Быть может, учиться?
Юн пожал плечами. Этого он не знал. Он лишь понимал, что никогда не захочет тупо выращивать рис, чтобы потом рвать на себе волосы из-за плохого урожая и невозможности прокормить семью, как это всю жизнь делал Бао.
Он взял мешочек с золотом равнодушно, хотя тот приятно оттягивал руку.
— Главное, чтобы я не терял тебя из виду. Пока оставайся в Кантоне, а там будет видно. Будем встречаться в назначенный день и час возле этой чайной, — сказал Киан и, не сдержавшись, добавил: — Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что только что узнал?
Юн впервые по-настоящему посмотрел ему в глаза.
— Зачем мне это? Разумеется, нет. Даю слово.
— Хорошо. Я тебе верю.
Расставшись с братом, Юн бесцельно побрел по улице. Внезапно ему захотелось пойти на площадь, где состоялась казнь, и посмотреть на то, что осталось от тел его недавних приятелей. Он мучительно колебался, его терзала смесь страха, гадливости и непреодолимого влечения.
Юн задумался о Киане. Тот не выглядел счастливым и явно чего-то боялся, хотя чего может страшиться человек, в жизни которого все устоялось? Неужели его мучила совесть из-за того, что он обманул князя? Юн счел бы великой удачей так ловко надуть того, кто привык вытирать ноги о простых людей.
Он проходил через рынок, когда внезапно увидел ее. Ресницы, словно крылья ночной бабочки. Прическа, украшенная похожими на крохотные звезды жемчужинами. Руки, тонкие и гладкие, точно стебли бамбука. Красивое платье, даже на вид прохладное и чистое.
Она шла с кротким видом, под шелковым зонтиком, в сопровождении служанки, семеня ножками, как и подобает безупречной красавице. Однако теперь Юн знал, что в случае опасности она способна побежать быстрее ветра, а если попытаться ее задеть — зашипит, как дикая кошка.
Он был слишком раздосадован и зол, чтобы думать об этом, потому подскочил к девушке и схватил ее за плечо.
— Зачем ты это сделала?!
Она подпрыгнула от неожиданности, но увидев и узнав его, мгновенно успокоилась.
— Что я сделала?
— Загнала меня в ловушку, а сама убежала!
— Ты ушел первым! Ты сказал «подожди», но чего мне было ждать? Пока эти люди поднимутся наверх и зарежут меня, как зарезали Ли Чжи и остальных? Конечно, я испугалась и позвала на помощь.
— Из-за тебя казнили человека, который заменил мне отца!
— А где твой настоящий отец? Он умер?
Юн смутился.
— Нет. Он живет в деревне.
Она презрительно усмехнулась.
— Ты отказался от родного отца и выбрал себе «нового» ради выгоды?
Хотя Юну было мучительно стыдно, он продолжал стоять на своем:
— Ты превратила меня в предателя! Ты заперла мою душу в клетку!
— Я тебя освободила. Освободила от власти преступников. Рано или поздно тебя поймали бы и казнили. А так ты остался жив.
— Ты здесь ни при чем! Меня тоже схватили и хотели разрубить на куски!
Она приподняла тонкие брови.
— Почему же ты стоишь здесь, целый и невредимый?
— Благодаря неожиданной встрече. Мне помогли.
— Кто?
В ее глазах зажглось любопытство, взгляд сделался цепким. Юн понял, что должен быть начеку.
— Это неважно. Лучше скажи, чем ты теперь занимаешься? С кем живешь?
В облике девушки была какая-то неопределенность, не позволяющая понять, кто она на самом деле. Вернулась ли она к родственникам? Или пока он сидел в вонючей тюрьме, презираемый и ненавидимый всеми, нашла себе богатого покровителя? Кажется, она намекала, что не хочет жить под властью мужчины, но разве такое возможно для женщины?
— А тебе зачем знать? Иди своей дорогой.
— Ты обещала мне награду.
Она рассмеялась.
— Какую еще награду? Посмотри на себя! Ты такой грязный, что рядом с тобой противно стоять.
Развернувшись, девушка пошла дальше, а Юн смотрел ей вслед. Внезапно он вспомнил о зажатом под мышкой мешочке с золотом, которое дал ему Киан, и его душа просветлела. Он проследит за этой обманщицей. Если она живет одна, то рано или поздно у нее закончатся деньги. Вот тогда он и явится к ней с предложением, от которого она не сможет отказаться.
Кун и Мэй, обнявшись, лежали на циновке. Мэй никогда не думала, что для того, чтобы чувствовать себя счастливой, ей понадобится смирение. Так же, как и Кун, она не могла противиться обстоятельствам.
