Сюзан Таннер - Пожар над Техасом
Глубоко вздохнув, Форд снял с головы шляпу, поднялся по ступенькам и, не останавливаясь, чтобы не передумать, поднял руку и резко постучался.
Шесть долгих месяцев Элизабет Керн уговаривала себя забыть Беллами. В тот последний день, когда Форд пришел сообщить ей, что отправляется перегонять скот, она прочла правду в его глазах. Она его теряла. Не из-за другой женщины… в этом смысле Форда интересовала только она. Нет, Он покидал ее ради чего-то более увлекательного, чем маленькая ферма в Нью-Браунфелсе.
И все же в Элизабет жила надежда снова увидеть его. В конце концов, здесь оставалась его семья. Он вернется, хотя бы затем, чтоб распрощаться совсем. Девушка видела, с каким жадным нетерпением Форд рвется уехать, и не стала виснуть на нем. Она постаралась, чтоб он не увидел и слезинки. Но теперь, стоя наверху у окна своей спальни и глядя вниз на Форда, остановившегося перед ее домом, Элизабет боялась, что второй раз не сможет быть такой храброй. На этот раз она знала, они простятся надолго. И ей придется оставить свои мечты о нем. Будучи очень практичной, Элизабет понимала, что не сможет посвятить свою жизнь ожиданию человека, который вечно будет покидать ее.
Пока она раздумывала об этом, Форд скрылся из виду. На какой-то момент она решила, что ей просто приснилось, будто он стоял внизу. Но когда мать стукнула в дверь и тихо ее окликнула, она поняла, что это не сон.
– Войди, – мягко отозвалась она.
Марта Керн открыла дверь и вошла в спальню. Ее брошенный на дочь взгляд смягчился, когда она заметила, что занавески отдернуты. Значит, Элизабет уже увидела его. Это было заметно и по румянцу, вспыхнувшему на ее внезапно побледневшем лице, и по той искре надежды в голубых глазах, которую Элизабет не смогла скрыть.
– Элизабет, здесь Форд. Он хочет видеть тебя. Элизабет в замешательстве подняла руку поправить волосы. Вторая рука нервно вцепилась в юбку…
– Я… скажи ему, что я сейчас спущусь. Марта кивнула и ободряюще улыбнулась дочери. Долгую минуту Элизабет стояла, устремив взгляд на дверь, которую мать закрыла за собой. Она подумала, что, наверное, ей стоит причесать волосы, вечно стремившиеся выбиться из аккуратных локонов. Может быть, надо сменить платье на более нарядное? В конце концов она не сделала ни того, ни другого.
Не сумела она за эти несколько минут и справиться со своим волнением. Собравшись с силами, она отворила дверь и покинула свое убежище – комнату, которая была свидетелем ее мечты, ее страхов, когда в долгие последние месяцы она стала терять надежду на их осуществление.
Элизабет не было слишком долго, и Форд уже начал было подумывать, что она вообще не хочет видеть его, как наверху хлопнула дверь. Он стоял в двери гостиной, где ее мать пыталась вести с ним непринужденную беседу, и ждал, пока Элизабет спустится вниз. Первое, что он увидел, была крохотная оборочка, окаймлявшая подол ее платья, и выглядывавшие из-под него туфельки. Девушка медленно шла к Форду.
Он с грустью вспомнил свои мечты, в которых Элизабет, сломя голову, бежала ему навстречу. Первый же взгляд на ее лицо просто ошеломил его. Девушка выглядела испуганной, лицо ее было бледным и напряженным. Делая шаг с последней ступеньки, Элизабет попыталась улыбнуться Форду, но какая же это была грустная улыбка. Сердце Беллами ушло в пятки.
Все это вовсе не походило на сердечный прием, который он надеялся встретить.
– Элизабет! – ласково проговорил он. Никогда еще не была она такой красивой. Его рука даже заболела, так хотелось ему коснуться выбившихся из ее прически прядок, нежно дотронуться до щеки.
– Привет, Форд, – выговорив это, Элизабет почувствовала себя увереннее. Голос прозвучал сдержанно. – Когда ты вернулся?
– Позавчера, – он удрученно улыбнулся. – Нашел много перемен.
– Тебя долго не было, – напомнила она ему. Но не так долго, чтобы избавиться от впечатления, которое он на нее всегда производил. Теперь, когда девушка увидела Форда, оно усилилось. Его крепкие мускулы стали железными и перекатывались под одеждой. Солнце сделало бронзовой его кожу, густая медь волос превратилась в темный огонь.
– Да. – Он так и думал, что слишком долго.
– Хочешь присесть?
Форд чуть не застонал от ее вежливого голоска, когда она жестом пригласила его на жесткий диван, гордость матери.
– Если не возражаешь, я лучше посидел бы на крыльце. А то я не слишком-то привык жить в домах. И на улице тепло.
– Разумеется, – Элизабет почувствовала, что краснеет, когда направилась впереди него на заднее крыльцо, где сбоку висели качели. Там она и Форд сиживали долгими весенними вечерами, когда Беллами ухаживал за ней. Там он поцеловал ее в первый раз… и в последний.
Какое-то время они молчали. Форд мягко раскачивал качели, отталкиваясь носком сапога от неровной доски пола.
Молчание прервала Элизабет.
– Полагаю, твоя жизнь в последнее время была довольно волнующей.
А все, что могла предложить она вместо этого, пикники после воскресной службы и редкие воскресные званые вечера.
– Сначала так оно и казалось, – признался Форд. – И я радовался возможности увидеть еще что-то, кроме фермы, где прожил всю мою жизнь. Но того, что я повидал, хватит мне очень надолго.
Возможно, когда-нибудь он расскажет ей обо всем, даже о тех моментах, о которых тете Ди лучше не знать. Он искренне надеялся, что такой шанс у него будет.
Элизабет расслышала эти слова, но боялась им поверить. Она осторожно искоса посмотрела на Форда, желая увидеть выражение его глаз. Но он глядел прямо перед собой на улицу. Может быть, в глубине души он и сейчас хотел отправиться по этой дороге прочь из города?
– Вероятно, Нью-Браунфелс кажется тебе теперь слишком тихим?
Форд сокрушенно ухмыльнулся:
– Мне он подходит. Единственное волнение, которое мне хочется испытать теперь, это когда наш преподобный начнет проповедовать насчет ада, и… может быть… свадебное волнение… – Форд невзначай сунул руку в карман куртки и коснулся маленького предмета, как талисмана. – Я соскучился по тебе, Элизабет.
Боясь надеяться, Элизабет зажмурилась, чтобы не дать пролиться набежавшим слезам. Ей пришлось вздохнуть, прежде чем заговорить, чтобы голос не дрогнул:
– Мне тоже тебя не хватало, Форд. Я боялась, что ты не вернешься. – Она открыла глаза и, повернувшись, посмотрела на небо, давая юноше возможность увидеть сверкающие в глазах слезы и понять ее сердце. – И я боюсь, что ты не останешься здесь.
Форд мечтал, чтобы было уже темно, и он мог бы обнять ее. Он до боли хотел прижать ее к себе покрепче. Вся она была нежность и мягкость.
– Я никуда не собираюсь уезжать, Элизабет. И надеюсь находиться от тебя не дальше, чем позволит твое семейство, когда ему надоест, что я путаюсь под ногами. – Медленно-медленно он вытащил из кармана руку с зажатым в ней кольцом. – Оно принадлежало моей матери. Мне хотелось бы, чтобы ты надела его. И обручальное впридачу.
