Лаура Гурк - Надежда на счастье
– Что-нибудь не так? – с беспокойством спросила Оливия.
– Нет-нет, все в порядке. – Он покачал головой. – Просто я… Я поражен. – Он попытался улыбнуться. – Вы такая красивая, что все мужчины в ресторане будут мне завидовать.
Оливия в смущении пробормотала:
– Это все платье… Оно действительно очень красивое.
– Нет, дело не в нем. – Конор окинул ее взглядом. – Хотя должен сказать, что платье и впрямь удачное.
– Вы тоже неплохо выглядите. – Оливия кивнула на его новый костюм.
Конор провел ладонью по темно-серому жилету. Заплатив за свою комнату, стрижку и ванну, он отложил три доллара на одежду.
– По крайней мере, он мне по размеру. И я думаю, что у меня еще осталось достаточно, чтобы пригласить вас на ужин.
– Вы не обязаны это делать, – сказала Оливия. – Я сама могу за себя заплатить.
– Может, и можете, но я этого не допущу. – Он предложил ей руку. – Прошу вас, мисс Мейтленд.
Оливия взяла его под руку, и они спустились в гостиничный ресторан. На ужин Конор заказал бульон, лососину в укропном соусе, спаржу и персиковое руссе. Полчаса спустя к ним подошел официант и спросил, не желает ли дама кофе, а джентльмен – напитки и сигару. Конор без колебаний ответил:
– Да-да, кофе. А также ирландское виски, пожалуйста, и гаванскую сигару.
– Хорошо, сэр. – Поклонившись, официант удалился.
Заметив, что Оливия закусила губу, Конор спросил:
– Вам это не нравится?
– Нет-нет, почему же…
– Оливия, у вас на лице написано, что вы огорчились. Я совсем забыл, что вы не одобряете виски. Пожалуй, я откажусь.
– Нет, не надо отказываться. Пожалуйста… Пейте свое виски и курите сигару, если хотите.
И все же он чувствовал, что Оливии не по себе.
– Скажите, а почему вам это не нравится?
– Видите ли, мой отец пил виски. Бурбон. Причем довольно много, если честно. И он не раз страдал из-за этого.
Оливия машинально комкала салфетку, лежавшую у нее на коленях.
– Когда я была девочкой, – продолжила она, – все было не так уж плохо. Мама не одобряла крепких спиртных напитков, так что при ней он не пил. Но у него был тайник для виски. Мама, конечно, знала об этом. Все знали. Но ради нее он по возможности сдерживался. А вот после ее смерти стал пить открыто. И пил все чаще и чаще. Это было… довольно неприятно.
Тут Конор кое-что понял.
– Так вот почему у вас в юности не было ни балов, ни приемов.
– Да, поэтому. Мои братья большую часть года находились в университете, и, конечно же, я не могла посещать светские мероприятия без сопровождения. Поэтому я выходила в свет не очень часто, а когда выходила, то обычно с отцом. Но после нескольких скандальных случаев нас перестали приглашать. – Она помолчала и добавила: – Моему отцу было очень трудно пережить смерть матери. Он чувствовал себя без нее… совершенно потерянным. И он стал опасаться, что я покину его, если выйду замуж. Поэтому отец никому не разрешал ухаживать за мной.
– Вы когда-нибудь возмущались?
– Да, – призналась Оливия. – Но он ведь был моим отцом.
Тут появился официант. Он поставил чашку кофе перед Оливией и бокал виски – перед Конором. Он также принес маленький серебряный подносик с сигарой и гильотиной для обрезания сигар. Конор сделал глоток виски – но тут же отставил бокал.
Оливия отпила немного кофе, потом вновь заговорила:
– А когда началась война, все молодые люди отправились в армию. Многие из них так и не вернулись. Все рабы, конечно, ушли, и плантации пришли в запустение, потому что обрабатывать их было некому. Потом до нас дошел слух, что оба моих брата погибли при Геттисберге.
Она вздохнула и взглянула на Конора.
– Думаю, что именно это и стало для отца последним ударом. Очень быстро он из энергичного и волевого мужчины превратился в старика, и я ничего с этим не могла поделать. Я пыталась заботиться о нем, пыталась помочь ему, но не могла. Вот почему он упал с лестницы и сломал позвоночник. Он был тогда, конечно же, пьян.
В ее голосе не было ни осуждения, ни досады – только покорность судьбе. И Конору вдруг пришло в голову, что у них с Оливией, людей совершенно разных, все-таки есть нечто общее. Они оба были ужасно одиноки. Желая хоть как-то выразить свое сочувствие, он потянулся к руке Оливии и накрыл ее ладонью. Пальцы их тотчас же переплелись, и она, взглянув на него, тихо сказала:
– Спасибо, Конор.
– За что?
– За то, что выслушали меня. Я еще ни с кем об этом не говорила.
Оливия улыбнулась ему, и его желание утешить ее переросло в желание совсем другого рода. Очевидно, его чувства отразились на лице, потому что она перестала улыбаться и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно считаете, что я красивая? – спросила она неожиданно.
Конор замер. Он смотрел в ее широко распахнутые карие глаза и чувствовал себя так… как будто тонул в расплавленном шоколаде.
– Думаю, нам уже пора. – Проговорил он, убирая свою руку. – Завтра нам предстоит трудный путь, и вам надо отдохнуть, как следует. Надо поспать.
Но спать ей совершенно не хотелось. Хотелось совсем другого, и она не знала, что делать. Сидя в своей комнате, Оливия то и дело поглядывала на дверь. Ее романтический вечер закончился. Закончился, так и не начавшись.
Она так и не поняла, как это произошло. Казалось бы, только что они держались за руки, чувствуя свою близость, и вот он уже провожает ее в номер. Причем попрощался Конор довольно сдержанно.
Она спросила, действительно ли он находит ее красивой. Вопрос глупый, и лучше бы она его не задавала. Но он посмотрел на нее так, будто и впрямь считал ее красивой. Так что, может быть, вечер закончился так неожиданно и так быстро вовсе не из-за этого вопроса.
Может быть, ей не следовало так много говорить об отце. А ведь это совсем не романтическая тема. Но она понятия не имела, какие темы могут считаться романтическими.
Возможно, так произошло из-за ее реакции на выпивку. Господи, ведь мужчина имеет право выпить после ужина! И не следовало вести себя так глупо. Ох, значит, все из-за нее самой…
Оливия вздохнула и, отвернувшись от двери, швырнула сумочку и перчатки на кровать. Что бы она ни наговорила, теперь уже поздно исправлять. Она—в своей комнате, а Конор – в своей. Их совместный вечер закончился. И совершенно ясно, что в соблазнительницы она не годится. Впрочем, она и раньше это знала.
Конор скоро уедет – у нее нет никаких иллюзий на сей счет. Ее жизнь вернется в прежнее русло, но сегодня вечером ей ужасно хотелось другой жизни. Теперь она понимала: ее влекло к Конору с того самого момента, как они встретились. А в тот день на кухне она окончательно в этом убедилась. Так что же делать? Может, как-нибудь… соблазнить его? Увы, она понятия не имела о том, как соблазняют мужчин. Не может же она просто зайти к нему в комнату и заявить: «Не поцелуете ли вы меня еще раз?»
