Кейси Майклз - Ожидая тебя
Джек отвернулся от Киппа, испытывая нечто, близкое к отвращению. Неужели Кипп сошел с ума? Чтобы он воскресил Рыцаря Ночи? Решил напомнить Мери, как его безрассудство принесло ей столько страданий?
— Ты похож на собаку, которая никак не может расстаться с костью, Кипп, — шутливо прервала его Мери. — Если тебе в голову не приходит ничего другого, почему бы тебе не предположить, что на сей раз это я — Рыцарь Ночи.
— Ты, Мери? — расхохотался Кипп. — Возможно, ты довольно высокого роста и достаточно шальная, но… — Он вдруг побледнел. — Но это ведь не ты, нет?
— Нет, Кипп, я на такое не способна, — ответила Мери и посмотрела Киппу прямо в глаза. — Особенно целовать мисс Анну Хедли, даже ради удовольствия услышать ее визг и увидеть, как она падает в обморок. А вот ты — способен.
Кипп прижал обе руки к груди. В его глазах Джек прочел ужас.
— Я? Ты думаешь я нацепил на себя плащ с капюшоном, спрятался в полночь в сыром лесу, потом выскочил на дорогу с криком «Жизнь или кошелек» и подверг себя риску окончить жизнь с большой дыркой в сердце? Или того хуже — поцеловал Анну Хедли? Ах, Мери, — закончил он, стряхивая с лацкана пушинку, — такого произойти не могло.
— Похоже на правду, Мери. — Джек встал и, обогнув письменный стол, сел на его краешек. — Кипп — истинный джентльмен и законченный пижон. Не хмурься Кипп, ты и сам отлично это знаешь. Он перерос любовь к приключениям. Сейчас его интересуют карточная игра, великосветские рауты, балы и вечеринки. Правда, Кипп? Неужели, Мери, можно вообразить себе Киппа в простом черном плаще и маске? Да его нельзя себе представить иначе как во фраке, сшитом по заказу лондонским портным. Что касается несчастной Анны Хедли, должен признаться, я ее не помню, но готов поверить на слово, что она очень чувствительна и сентиментальна.
Мери встала и села рядом с Джеком.
— Но, Джек, если это не ты, не я, — она посмотрела на Киппа, — и не Кипп, тогда кто же это?
— И что очень важно, Мери, — ответил Джек, взяв ее за руку, — почему он так старается, чтобы все узнали, что он и есть тот самый Рыцарь Ночи?
— Насколько я помню, никто никогда не связывал твоего имени с тем, прошлым, разбойником. Поэтому тех, кто об этом знал, надо исключить. Это не может быть Алоизиус — он слишком стар. Твой Уолтер тоже исключается, потому что я не могу его себе представить целующим мисс Анну. Шерлок?
— Генри? — сделала удивленные глаза Мери. — Генри Шерлок? Ты что, выпил, Кипп?
— Ладно, допускаю, что это был не Шерлок. Если только…
— Если только что, Кипп? — спросил Джек, заметив, что Кипп вдруг стал серьезным. — Если согласно твоей теории он не пытается произвести впечатление на женщину? — Кипп незаметно кивнул головой, будто хотел сказать, что понимает, что он должен молчать. — Мери? На тебя произвело бы впечатление, если бы Шерлок бегал по окрестностям, изображая разбойника? Твое девичье сердце дрогнуло бы?
Мери показала Джеку язык, а Кипп принялся безжалостно ее дразнить по поводу того, что у нее появился новый поклонник. Джек наблюдал, как они стали пререкаться, обдумывая мысль, которая еще раньше пришла ему в голову. Кипп обязательно придет потом к нему, чтобы поинтересоваться, что означал его взгляд, в этом Джек был уверен. И это к лучшему, потому что настало время сказать Киппу все. Он был его лучшим другом с самого детства, и он заслуживал того, чтобы узнать правду.
Как заметил Кипп, очень немногие знали, кто был Рыцарем Ночи. Клуни и Клэнси умерли. Оставались Алоизиус, Кипп, Мери. И Генри Шерлок.
Черт! Он, наверное, сболтнул лишнего. Шерлок, видимо, понял, что он у него под подозрением. И чувствовал себя виноватым, а возможно, даже боялся, что его вот-вот разоблачат. То, что он решил воскресить благородного разбойника, было равносильно признанию.
Так Джек думал, но у него пока не было доказательств. Ничего определенного, никаких фактов. Если боги будут милостивы к Джеку, если бухгалтерские книги откроют свои секреты, если человек, которого Джек нанял в Лондоне, чтобы покопаться в прошлом Шерлока, что-нибудь найдет, факты скоро появятся. А пока не было ничего существенного. Пока.
Джек задумчиво провел рукой по волосам. Этим чертовым аккуратным гроссбухам почти тридцать лет. Джек нутром чувствовал, что Генри Шерлок был вором, а может, и еще хуже. Его оговорка два дня назад свидетельствовала о его жадности. Но если Уолтер не найдет ничего подозрительного в документах, если они не найдут неопровержимых доказательств, что тогда?
Джек посмотрел сначала на Мери, назвавшую Киппа глупым, безмозглым щеголем — «всегда был и всегда будешь», — потом на своего друга, который отвечал ей нараспев: «Генри любит Мери, Генри любит Мери!» — и при этом, защищаясь, прикрывал голову руками.
— Кипп по крайней мере отвлек ее ненадолго, — устало пробурчал себе под нос Джек и, отойдя к окну, сказал, понимая, что говорит ерунду: — К тому же Рыцарем может оказаться вовсе не Шерлок, а Максвелл или Хани. А может, привидениям Мери понравилось скакать по полям при луне. Господи, ну почему все так сложно?
Какое-то время спустя Мери заглянула из сада в окно кабинета и увидела Джека, склонившегося над письменным столом. Уолтер показывал ему что-то в одной из многочисленных книг, разложенных по всему кабинету.
Было уже десять часов вечера, горели свечи, и их слабый свет не позволял толком разглядеть выражение лица Джека, но она была уверена, что он хмурится. Она тоже хмурилась, когда впервые читала все эти документы, пока не сдалась и просто позволила Генри заниматься этой работой вместо нее.
Бедный Джек. Столько придется платить долгов. Как она проклинала его отца, узнав, что работа, от которой болела спина, заботы, бессонные ночи — все это только ради того, чтобы расплатиться с долгами Августа. Многие кредиторы ей вообще были незнакомы. Но пришлось платить, например, тысячу фунтов какому-то «дикому Джиму Хорели, Уимблдон, Фаро» или три тысячи фунтов «Л. Уитакеру, Бат, Уист».
Великое множество карточных долгов. В одной папке еле умещались счета от торговцев.
А еще эти проклятые закладные.
Они были самыми ужасными.
Два последних года Мери работала, чтобы заплатить долги постоянной любовнице Августа и его случайным пассиям. Он жил на широкую ногу, а расплачиваться приходилось ей. Она заплатила за вино, которое он пил шесть лет назад, и за деликатесы, которые ел за неделю до смерти.
Она платила пьяному викарию, которому Август посулил десять фунтов в год, если тот закроет глаза и проведет обряд венчания, не задавая лишних вопросов.
Например, почему плачет невеста или почему жених весь в крови и так избит, что два человека поддерживают его, чтобы он не упал. Это был единственный счет, по которому она с радостью платила, лишь бы викарий молчал.
