Эмилия Остен - Бархатная маска
Все было готово, и хотя участники действа изрядно нервничали, Лаис понимала, что получается у них неплохо. Напевая, чтобы скрыть тревогу, она позволила Элен красиво уложить ей волосы и спустилась к завтраку, одетая, ради разнообразия, не в серое повседневное платье, а в прелестное нежно-голубое. Сегодня утром ей хотелось быть особенно красивой – для Энджела. Незачем принимать траурный вид, хотя повод имеется: спектакль пройдет, и Фламбар, возможно, задержится на несколько дней, а затем уедет.
Лаис предчувствовала его отъезд, словно летнюю грозу. Даже воздух вокруг, казалось, потрескивает.
Фламбар сегодня тоже вел себя необычно: улыбался, отпускал комплименты Барбаре, шутил с Аланом, в последнее время примирившимся с фехтовальщиком, и рассказывал французские анекдоты месье Венару. Жесты Энджела стали более непосредственными, фразы – более живыми. Он снова менялся. Все остальные принимали это как должное, и лишь одна Лаис знала, чего это стоит Фламбару.
Быть живым – мучительное чувство. Но иначе Энджел не сможет ни играть, ни петь.
В Лестер они отправились после обеда. Лаис взяла с собой и мисс Гривз, и мистера Уилсона, и месье Венара, и даже Джейкобса; слуги по достоинству оценили оказанную им честь. Присутствовать на представлении, где соберутся аристократы, – что может быть почетнее! Так что в карете оказалось слегка тесновато, и все же Энджел умудрился сесть рядом с Лаис, посадив на колени Тамину. Девочка всю дорогу хихикала, а Фламбар смешил ее специально, так что со смеху покатывалась не только юная леди, но и все присутствующие. «Так вот каким ты был, – с болью думала Лаис, иногда ловя на себе смеющийся взгляд Энджела. – Вот каким ты можешь быть. Нет, я ошибалась, Брайан не смог тебя уничтожить. Единственное, что он смог в тебе убить, – это надежду на счастье. Господи, Энджел, почему на долю лучших из нас выпадают такие испытания?» Ответа не было. Лаис украдкой положила ладонь на спину Фламбара, а он придвинулся так, чтобы никто этого не заметил. Она осторожно водила пальцами, и этот интимный жест создавал вокруг нее и Энджела маленькую иллюзию общей тайны.
Все закончилось, когда они приехали в театр.
На сцене шли последние приготовления. Лорд Эшли, важный и наряженный ради такого события в один из своих лучших костюмов, расхаживал между рядами мягких кресел, расставленных здесь сегодня для зрителей. Он приветствовал Лаис и ее спутников; слуги с детьми уселись в углу зала, чтобы не мешать, а актеры отправились облачаться в костюмы и готовиться к выступлению.
Лаис дожидалось великолепное платье из серебряной парчи, расшитое белыми цветами; пока одна из горничных Мэри помогала графине переодеваться, та старалась не смотреть в зеркало. А когда взглянула, не поверила, что это она. Лаис даже в юные годы не была тоненькой, словно тростиночка, однако сейчас театральный наряд превратил ее в призрачную фею. Темные волосы, уложенные в высокую прическу и перевитые лентами с драгоценными камнями, блестели; кожа казалась фарфоровой, а огромные голубые глаза сияли на бледном лице. Лаис показалась себе героиней из грустных стихов поэта-меланхолика. Но когда, деликатно постучав, заглянул Энджел, она тут же позабыла о себе.
Фламбар впервые должен был появиться на сцене в образе ангела, и сейчас на нем было просто белое одеяние, а за спиной болтались посеребренные крылья, сделанные кем-то из театральных умельцев. Владелец театра любил пьесы с эффектами и потому держал на подхвате рукастых ремесленников. Волосы Энджела тщательно причесали, и он действительно выглядел словно посланец небес. Лаис глаз не могла от него отвести.
Горничная, сделав реверанс, деликатно выскользнула из комнаты. Энджел наклонился, чтобы поцеловать Лаис руку.
– Ты прекрасна. У меня слов нет, чтобы это описать.
– А ты – настоящий ангел. – Лаис коснулась его лица. – Поверить не могу, что мы совершаем это безумство.
– Волнуешься? – он сжал ее руки и поднес к губам, легко и нежно перецеловал каждый пальчик.
– Немного, – созналась она. – Но буду меньше волноваться, если ты поцелуешь меня на счастье.
– Все будет хорошо. – Энджел ненадолго припал к ее губам, и Лаис почувствовала, как волнение растворяется в нежном поцелуе. – Весь лестерский свет будет в восторге.
– Ты иронизируешь или мне кажется?
– Тебе кажется. Кто я такой, чтобы смеяться над провинциальным обществом?
Лаис легонько ударила его по руке.
– Энджел, перестань!
– Ладно, ладно. – Он все же продолжал ухмыляться. – Я на самом деле шучу. Имея возможность взглянуть на одних и тех же людей с разных ракурсов, я прихожу к выводу, что, откуда бы ты ни смотрел, главное – уметь видеть. Твои друзья мне очень нравятся, хотя напыщенные лондонские снобы, несомненно, нашли бы для них сотню язвительных слов. Это милое маленькое представление – ничто по меркам развлечений лондонского света. И все же оно мне нравится. Тут никто друг другу не лжет.
– Ты правильно сказал: твой самый большой недостаток – исключительная вера в людей, – заметила Лаис. – Здесь тоже полно амбициозных личностей.
– Но не ты. И не твои друзья.
– Возможно, – кивнула она.
Она на мгновение прильнула к нему, чтобы тут же отстраниться.
– Сюда может кто-нибудь войти.
– Поэтому я ухожу. – Фламбар пошел к двери, но на пороге остановился и послал Лаис воздушный поцелуй.
За кулисами театра царило сдержанное волнение; конечно же, все нервничали, слушая гул заполнявшегося зала. Дерзкая затея лорда Эшли обернулась самым масштабным событием провинциального сезона, и ожидалось множество гостей. Энджел спокойно прошел, вежливо отвечая на приветствия, почтительно склоняясь перед знатными людьми, которые не знали, что он тоже знатен. И не должны.
Для них он навсегда останется слугой графини Джиллейн, которому оказали особую милость и позволили участвовать в спектакле, созданном аристократами для аристократов.
Как ни странно, Фламбар не ощущал враждебности. Он чувствовал свое место, но оно не тяготило его. Уезжая в Лестершир и представляясь учителем фехтования, Энджел немного опасался, что не сможет жить в подчиненном положении. Он до сих пор повиновался лишь отцу и герцогу Мальборо, своему начальнику и соратнику; он повиновался королеве и первым лицам государства, прекрасно понимая все политические тонкости взаимоотношений при дворе и четко зная, в чем состоит его собственный долг. Как второй сын герцога Девери, он не собирался и не должен был просиживать штаны в палате пэров, это место всегда принадлежало Брайану. Энджел никогда не считал, что играет в жизни вторые роли, он просто любил жить и чувствовал себя счастливым даже в самые тяжелые времена. Все годы, прикрывая выходки Брайана, Энджел не забывал о том, что представляет он сам. Он всегда оставался цельной личностью. И лишь смерть Валентайн смогла расколоть его настолько, что он вынужден был бежать, лишь бы не умереть от боли.
