Мишель Моран - Дочь Клеопатры
— Кто такая Горация? — поинтересовался мой брат.
— Мы вместе ходили в школу, — сощурилась Юлия. — Но в прошлом году Ливия выдала ее замуж…
— Это плохо?
— …за гадкого престарелого торговца, а ведь ей было только тринадцать!
Выходя из комнаты, мы с Александром переглянулись.
— Зачем Ливия так поступила? — с тревогой в голосе осведомился он.
— Горация была моей лучшей подругой. Она даже научила меня плавать, — прошептала девушка.
Ее глаза заблестели от слез.
— И за это Ливия так ужасно ее наказала?
— Она бы выдала бедняжку хоть за самого Цербера, если б могла. И вот теперь Горация носит под сердцем ребенка от мерзкого старика.
У портика нас ожидало с полдюжины носилок. Мне выпало ехать вместе с Юлией. Заходящее солнце окрасило занавески алым и золотым.
— Будь я не так испорчена, — проговорила вдруг девушка, — никогда бы не попросила тебя разрисовывать мое лицо.
— Почему?
— Потому что если бы слухи дошли до Ливии, она и с тобой поступила бы так же.
Я выпрямилась.
— Ни за что на свете!
Юлия безжалостно рассмеялась.
— Разве ей помешаешь? Даже Октавия не в силах переубедить отца, когда Ливия рядом. А уж она все время рядом. Так и нашептывает ему в ухо, словно Борей.
Мне стало удивительно, откуда юная римлянка может знать греческое божество северного ветра, но та только отмахнулась:
— Я не полная дура. Слушать умею.
Остаток пути мы ехали в тишине. Когда носилки остановились на Марсовом поле, Юлия объяснила:
— Дальше пойдем самостоятельно. Отец полагает, будто наше пешее появление благоприятно подействует на плебеев.
Шесть рабов аккуратно поставили носилки на землю. Я раздвинула занавески, и Марцелл помог нам сойти на землю.
— Веселая выдалась поездка? — спросил он, увидев мое лицо.
— Тебе не понять, — обиделась Юлия.
— Ладно, развеселись. Ты хоть помнишь, когда мы последний раз ходили в театр?
— Перед отъездом отца в Египет.
— Вот именно. Жаль, что Горацию выдали за этого толстопузого, зато, по крайней мере, у нее есть деньги на билет.
— Еще бы немного ума в придачу, чтобы купить на них крысиного яда…
Марцелл пожал плечами.
— Подумаешь. Когда старикан отправится на тот свет, ей не будет и двадцати пяти. А там можно подыскать супруга получше.
— Вы двое просто несносны, — вставил Тиберий.
А я и не замечала, что он шагал позади вместе со своим младшим братом. Юлия даже не обернулась, а ее спутник парировал:
— Вот женит тебя мамаша на дряхлой матроне с обвисшей cunnus[24], посмотрим, как тебе это понравится.
Александр захохотал, но, увидев мой взгляд, осекся.
— Октавиан впереди, — сказала я по-парфянски. — И все остальные тоже.
К театру нас сопровождали два десятка солдат. Цезаря прикрывали с боков Агриппа и Юба. Их длинные тоги реяли на летнем ветру, но под тканью темнели кольчуги.
Развеселившийся брат протрезвел в мгновение ока.
Мы прошли под великолепной мраморной аркой. Спускающиеся рядами скамейки были устроены прямо на склоне холма. За ними тянулась отполированная до блеска мозаика с изображением трагической и комической масок. По правую и левую стороны шумели тенистые ухоженные сады с колоннадами. Все выглядело совершенно новым либо прекрасно сохранившимся.
— Когда это было построено? — спросила я у Марцелла.
— Двадцать пять лет назад.
— А кем?
— Помпеем. Главным соперником Юлия. Каменные театры в Риме сооружать не разрешалось. Он перенес работу за стены, но и тогда нашлись ворчуны. Пришлось добавить еще и храм. — Собеседник взглядом указал на святилище Венеры, примостившееся над зрительскими сиденьями. — Заметила, как хитро сделаны сиденья? Словно ступени к храму! — Он рассмеялся. — Только так и удалось убедить недовольных. Строители, видите ли, боялись гневить богов! Представляешь, какие глупцы?
Последние слова услышала даже Октавия. Она обернулась, и ее сыну пришлось понизить голос.
— А вон там прикончили Цезаря, — сказал он, указывая вперед.
— Я думала, его убили в Сенате.
— Сенат иногда собирается в Курии.
— Потому отец и недолюбливает это место, — неожиданно вмешалась в наш разговор Юлия. — И ходит сюда с такой охраной.
Приблизившись к ожидавшим нас мягким скамейкам, я не заметила на лице Октавиана ни тени волнения. Наоборот, Цезарь весело разговаривал с Терентиллой, и, судя по выражению лица его жены, скоро должна была грянуть гроза. Мое место оказалось между Октавией и Александром. Садясь, я услышала, как Ливия предложила:
— Может, нам пора подать пример всем римлянкам и отсесть от мужчин куда-нибудь на верхние ряды? — Заметив неуверенный взгляд супруга, она продолжила: — На стадионах даже мужья и жены занимают места поодаль друг от друга. Почему в театре должно быть иначе?
— Потому что мы — правящая семья, — урезонила ее Октавия. — И прекрасно знаем, как следует вести себя на людях.
— Сестра права. Она сама по себе образец великодушия и порядочности. Впрочем, как и ты, — поспешил исправиться Цезарь.
— А Терентилла? — осведомилась его жена с пугающей мягкостью в голосе. — Разве она — член семьи?
Октавиан стиснул челюсти.
— Супруга Мецената — та же родственница.
Внезапно Ливия просветлела от радости. К нам пробиралась юная девушка с заметно округлившимся животом.
— Горация!
Та кое-как попыталась ответить на улыбку. Ей отвели место рядом с Юлией, на дальнем конце скамьи, но девушка остановилась напротив Октавиана, чтобы поприветствовать его согласно приличиям.
— Рада видеть тебя, мой Цезарь, в добром здравии.
— И я тебя, — коротко бросил он. — Где твой муж Поллион?
— Наверное, остановился поговорить с кем-нибудь из торговцев.
Октавиан изобразил на лице недовольство.
— Он занимается делами в театре?
— Он и в банях под водой заключал бы сделки, будь от этого толк, — с презрением отвечала Горация. — Надеюсь, вам понравится представление.
И удалилась, благоухая лавандой. Когда появился Поллион, мне едва не сделалось дурно.
— Это он? — прошептал Александр по-парфянски.
— Похоже, — ответила я.
Мужчина пробирался между скамьей и сценой, то и дело делая остановку, чтобы потрясти руку очередному знакомому. Подойдя к Юбе, он воздел пальцы, увенчанные увесистыми золотыми перстнями, и громче положенного провозгласил:
— Нумидийский царевич! Мне кланяться или пожать вам руку?
Тот покосился на Цезаря.
— Насколько известно, люди кланяются только царям, а я в настоящее время лишен престола.
