Джулия Энн Лонг - Соблазн и страсть
Сабрина потупилась и с вздохом пробормотала:
— Рис, прости меня, пожалуйста. Но я просто…
— Хотела помочь. Я знаю. Но разве нельзя помогать людям как-то иначе? Неужели обязательно надо забираться на крыши или раздавать ковры из нашего дома?
— Наверное, можно, — ответила она с улыбкой. — Я попытаюсь.
«А ведь она действительно огорчилась, — думал Рис, глядя на жену. — И все-таки она… чудесная, хотя немного упрямая и совершенно непредсказуемая. А какие у нее чувственные губы…»
Повинуясь внезапному порыву, Рис взял жену за руку и взглянул на ее ладонь. Какая красивая, какая прелестная ручка… Вот только кожа чересчур шероховатая. Да, руки у нее совсем не изнеженные.
— У леди не бывает таких рук, — прошептал он, посмотрев ей в глаза.
— Конечно, не бывает, — ответила Сабрина.
И тут Рис вдруг почувствовал, что его влечет к ней неудержимо — желание нахлынуло внезапно, нахлынуло совершенно неожиданно. Он поднес к губам ладонь жены и впился в нее жадным поцелуем. Она замерла, и он услышал, как из груди ее вырвался тихий вздох. Когда же Рис поднял голову, она обвила его шею руками и прижалась губами к его губам.
— О, Сабрина… слишком много одежды, — прохрипел он, когда поцелуй их прервался.
Рис снял с жены шерстяную накидку, затем принялся раздевать ее, отбрасывая вещи в сторону. Минуту спустя он прижал Сабрину к стене и, чуть приподняв ее за бедра, со стоном вошел в нее. На сей раз, она мгновенно уловила ритм его движений и устремилась ему навстречу.
Покачивая бедрами, они раз за разом сливались воедино, наслаждаясь этим танцем любви.
— Рис!.. О, Рис!.. — то и дело шептала Сабрина, словно побуждая его двигаться все быстрее. В какой-то момент голова ее запрокинулась, а из горла вырвался громкий крик.
Но Рис тут же прикрыл ее рот ладонью — ведь поблизости вполне могли находиться слуги. Затем, крепко прижавшись к Сабрине, он тихо застонал, и по его телу пробежала последняя дрожь.
Все было невероятно хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо, вот только… Неужели именно так надо предаваться любви? Неужели это обязательно нужно делать в библиотеке, прислонившись к стене? Как будто в доме мало было уютных комнат, предназначенных специально для такого рода общения…
Рис обвел взглядом комнату, и ему почудилось, что портрет какого-то предка взирал на них с Сабриной с явной укоризной. Улыбнувшись жене, он прошептал ей на ухо:
— У тебя действительно замечательное чувство равновесия.
— Рис, неужели такое происходит между всеми супругами? Ты ведь понимаешь, о чем я?..
Вопрос удивил его, но он прекрасно понял, что она имела в виду. Ей хотелось узнать, все ли мужчины и женщины впадают в такое состояние, стоит им только прикоснуться друг к другу.
— Нет, такое бывает не у всех; — ответил Рис.
И тут Сабрина вдруг провела пальцами по его бровям, как бы приглаживая их.
— Они такие взлохмаченные, — сказала она с улыбкой. Затем внимательно посмотрела на него и прошептала:
— Рис, скажи, а ты каждый раз чувствуешь… такое? То есть со всеми или только со мной?
Ему хотелось солгать, но он вдруг понял, что солгать не удастся: Сабрина каким-то образом научилась заглядывать ему в душу.
— Так же, Рис? Со всеми или нет?
— Нет, не со всеми, — ответил он уклончиво. И тут же, сообразив, что глупо скрывать правду тихо добавил: — Ничего подобного со мной раньше не происходило.
Сабрина склонила голову к плечу и внимательно на него посмотрела. Потом вдруг рассмеялась и, отстранившись от него, принялась подбирать с пола свою одежду. Рис тоже начал приводить себя в порядок. Заметив какой-то синий шерстяной комок, лежавший на диване, спросил:
— А что это такое? — Он взял с дивана шарф и расправил его.
Сабрина, покраснев, пробормотала:
— Это я связала для тебя, Рис.
«Самые обычные слова, исполненные глубокого скрытого смысла, — думал граф, глядя на синий шарф, который держал в руках. — Выходит, она связала его… специально для меня». Он разглядывал шарф с таким видом, как будто ни разу ничего подобного не видел. На самом же деле Рис боялся посмотреть Сабрине в глаза.
Наконец он все же поднял голову и тихо сказал:
— Увидимся за ужином.
Сабрина внимательно посмотрела на него, но лицо его совершенно ничего не выражало.
Они вышли из библиотеки и, молча, кивнув, друг другу, разошлись в разные стороны.
«Но когда же я перестану удивляться тому, что мне больше не надо готовить?» — подумала Сабрина, усаживаясь за стол, уставленный блюдами и тарелками. Но слуг не было видно. Сегодня они ужинали в одиночестве. В центре стола горели две свечи, а все вокруг утопало во мраке, что придавало их вечерней трапезе некоторую интимность.
— Ты в Лондоне часто ужинаешь не дома? — спросила Сабрина, когда муж сел напротив нее.
— Я в последнее время вообще не обедаю и не ужинаю, — пробурчал Рис. — Я только и делаю, что путешествую из Лондона в Ла-Монтань и обратно. У меня нет более важных дел, чем снимать жену с ветряной мельницы и спасать свои ковры.
На лице Сабрины засияла чудесная улыбка.
— Спасибо тебе, Рис. А ты действительно слушал в Лондоне пение синьоры Ликари? — Вопрос прозвучал неожиданно и совершенно не к месту.
— Я вообще не виделся с синьорой Ликари в последнее время, — ответил Рис.
Сабрина уставилась в свою тарелку и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Слова мужа обрадовали ее и вместе с тем почему-то рассмешили.
— А почему ты начал писать стихи? — задала она очередной вопрос, еще больше удививший Риса.
Весьма озадаченный этим разговором, он молча пожал плечами, потом проговорил:
— Помнишь, я как-то раз упоминал Деймиена Руссела? Этот простой шотландский парень во время войны попал ко мне в отряд.
— К тебе в отряд? А что ты делал во время войны?
— Воевал в армии Веллингтона. После смерти матери я купил офицерский патент, — пояснил Рис. — А Деймиен… Это был жуткий мошенник и хитрец, но весельчак. К тому же прекрасный солдат. Он никогда ни на что не жаловался. И всегда умел развеселить всех остальных солдат. Кроме того, он был игрок до мозга костей, но ему ужасно не везло, и он все время проигрывал. Да и блефовать совершенно не умел. Так вот, однажды ночью я увидел его с карандашом и листком бумаги. Ты не поверишь, но он сочинял поэму. Я напугал его — сказал, что если он не даст мне ее прочитать, то я расскажу о его рифмоплетстве в отряде. Он, конечно, мне не отказал. Но у него и не было иного выхода, ведь я был его командиром.
— А его стихи тебе понравились? — спросила Сабрина.
— Нет, это было нечто ужасное. Не стихи, а черт знает что. Хотя иногда встречались удачные строчки. Именно он подтолкнул меня к тому, что я начал писать стихи. На войне мало развлечений, и я, в конце концов, решил взяться за перо.
