Сара Маклейн - Девять правил соблазнения
Он удерживал Калли, пока она приходила в себя. Его губы слегка касались ее виска, а руки нежно поглаживали ее тело, руки и ноги. Когда дыхание у Калли восстановилось, она сняла руки с шеи Гейбриела и вновь пристроила раненую руку на его колене. Ралстон громко скрипнул зубами и молча убрал ее.
Поняв только то, что он убрал ее руку, то есть явно постарался избежать прикосновения, Калли тотчас испытала чувство неуверенности. Однако Ралстон мгновенно понял ее сомнения и нежно поцеловал сжавшиеся в кулачок пальцы, перехватил ее испуганный взгляд и сказал:
— Довольно трудно наблюдать такое захватывающее проявление страсти и при этом оставаться невозмутимым.
Обеспокоенность сменилась смущением, когда он прижал ее руку к своим бриджам и она ощутила под пальцами горячую упругую выпуклость. Она все поняла и, несмотря на то что покраснела до корней волос, не отняла руку. Более того, пусть робко, но она все-таки огладила этот выступ, и Ралстон тихо застонал, плотнее прижимая ее руку к своему телу.
— Могу... — Она сглотнула и попробовала выговорить: — Могу я что-нибудь сделать?
Уголок его губ дернулся в кривой улыбке, он привлек ее к себе и снова начал целовать не останавливаясь, пока она вновь не начала прижиматься к нему, задыхаясь от возбуждения.
— Я хотел бы, чтобы ты кое-что сделала, императрица, но, думаю, мы и так слишком многое себе позволили, учитывая, что сюда в любой момент могут войти.
Эти слова подействовали на нее как ушат холодной воды и моментально вывели из мечтательной задумчивости. Она испуганно взглянула на незапертую дверь, которая, казалось, только и ждала, чтобы распахнуться перед еще одним перепутавшим дверь фехтовальщиком.
— Ох! — Калли вскочила, едва не охнув от боли, которая тут же пронзила ее руку. Подхватив порванную куртку, она торопливо отошла в дальний угол комнаты, на ходу пытаясь застегнуть длинный ряд пуговиц. Боже, о чем она только думала?
А думала она, конечно же, только о нем.
— Похоже, вы забыли самую важную деталь вашей маскировки.
Она повернулась, услышав эти негромко произнесенные слова, и увидела, что он направляется к ней, держа в руках ткань, которой была спелената ее грудь. Ралстон подошел совсем близко и прошептал:
— Никто не поверит, что вы мужчина, увидев вашу роскошную грудь.
— Спасибо, — решительно произнесла Калли, принимая холст из его рук и стараясь не обращать внимания на жар, заливший щеки.
— Тебе понадобится моя помощь, милая.
Нет. Она не могла доверить ему такую интимную задачу. Что ж, значит, ей придется рискнуть. Сюртук Бенедикта все-таки мог немного замаскировать ее формы. Калли невольно оглядела себя, словно определяя, насколько явно выделяется грудь.
Очень явно.
Ралстон, казалось, прочитал ее мысли и забрал у нее полотно.
— Тебя раскроют моментально, императрица. Лучше позволь мне помочь. — В его взгляде появился порочный блеск. — Я обещаю вести себя как истинный джентльмен.
Калли удержала смешок, который вырвался у нее при этих его словах, — настолько они были неуместны. Маркиз широко улыбнулся, и через мгновение она сдалась.
Не отрывая взгляда, Ралстон обмотал ее тканью и заткнул конец полотна между уже почти не выступающими грудями, потом двумя пальцами приподнял за подбородок лицо и поцеловал. Этот поцелуй был нежным и сладким, его губы слегка касались ее губ в мучительно медленной ласке, заставляя сердце колотиться и вызывая головокружение.
Закончив, Ралстон шагнул к брошенному оружию, но остановился и поднял с пола листок бумаги. Калли тотчас сообразила, что это за листок, и быстро шагнула к Гейбриелу со словами:
— Подожди. Не надо.
Он замер, не успев развернуть листок, и с любопытством посмотрел на девушку. Она накрыла его руку своей и попыталась вытянуть бумагу из его пальцев, но он не отпускал.
— Почему нет? — спросил он с легким поддразниванием.
— Это мое.
— Похоже, ты спрятала его не в самом удачном месте.
— Я хорошо его спрятала, и если бы ты не стал распутывать мою... — Она умолкла, не желая договаривать.
Маркиз вопросительно поднял бровь.
— Да, но за это я определенно не собираюсь просить прощения.
Калли расправила плечи, постаравшись принять свою самую величественную позу.
— И все же это моя собственность, — проворчала она, вырывая листок.
Быстро повернув запястье, Ралстон тут же забрал у нее бумагу и принялся медленно разворачивать. Сердце едва не выскочило из груди Калли.
— Пожалуйста, Гейбриел. Не делай этого.
Может, от того, что она назвала его по имени, или из-за ее умоляющего тона, но Ралстон замер, посмотрел ей в глаза и спросил:
— Что это за бумага, Калли?
Она покачала головой, отвела глаза и пробормотала:
— Да так... в общем, глупость... но это очень личное.
— Скажи мне, в чем дело, и я не стану читать.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Тогда у тебя и не будет необходимости читать, — заупрямилась она.
Маркиз молча вертел в руках листок. Калли раздраженно вздохнула:
— Хорошо. Это список.
Она протянула руку, будто ожидая, что он вернет ей листок и на этом дело закончится.
В его взгляде мелькнуло непонимание.
— И что же это за список?
— Личный список, — ответила она, пытаясь придать своему голосу пренебрежительное высокомерие, надеясь, что этот тон заставит его почувствовать свое неджентльменское поведение и позволит прекратить досадное противостояние.
— Персональный список покупок? Список не совсем приличных книг, которые вам хотелось бы прочитать? Список мужчин?
Она покраснела от такого предположения, и Ралстон замолчал, широко раскрыв глаза.
— О Боже, Калли! Неужели это список мужчин?
Она раздраженно топнула ногой.
— Бог мой! Нет! Совершенно не важно, что в этом списке, Ралстон. Важно то, что он принадлежит мне.
— Не слишком хороший ответ, императрица, — сказал он и начал разворачивать листок.
— Подожди! — Она вновь коснулась его руки. Ей невыносима была мысль, что он узнает ее тайные желания. Отведя глаза в сторону, она сказала: — Если вам так необходимо это знать, это список... того... что я хотела бы попробовать.
— Прошу прощения?
— Занятия. В основном такие, которые доступны только мужчинам и которые запрещены женщинам якобы из-за того, что могут повредить их репутации. Я решила, что, поскольку моя репутация почти никого не заботит, у меня нет причин сидеть всю жизнь за рукоделием в компании старых дев. Мне надоело, что меня считают никчемной и бездеятельной.
Маркиз поднял бровь.
— Ты можешь быть очень разной, императрица. Но я бы никогда не назвал тебя никчемной и бездеятельной.
