Кристина Додд - Темное прошлое
– Флиртом. - Пальцы Уильяма погрузились в копну ее волос, лежащих на подушке. Синие глаза его казались в предрассветных сумерках почти черными. - Какая ты красивая! Стройная и сильная, как чистопородный скакун.
Саманта улыбнулась. Потому что теперь она может говорить этому человеку все, что захочет. Потому что он сделал ее счастливой.
– Ты сравниваешь меня с лошадью?
– А как ты думаешь?
– Я думаю, что ты считаешь меня красавицей. Что ж, пожалуй, я готова доверять твоему мнению.
– И доказываешь тем самым, что не только красива, но и умна. - Уильям притянул к себе Саманту, и она почувствовала, что он снова возбужден и готов заняться с нею любовью. Однако Уильям не спешил войти в нее.
– Ты еще не отошла после вчерашней ночи, чтобы я мог снова овладеть тобой, - сказал он.
– Но разве тебе не хочется? - пальцы Саманты гладили его горячую грудь.
– Еще как! - Подперев щеку, он внимательно смотрел на девушку. - Но, несмотря на свое неподобающее поведение вчера вечером, я знаю, как обращаться с женщиной.
Саманта тоже приподнялась и посмотрела на него удивленно.
– Что ты называешь неподобающим поведением?
– Я овладел тобой прямо на крыльце.
– И что же в этом неподобающего? У меня остались самые приятные воспоминания…
– У меня тоже, - он прижал палец к губам Саманты. - Но лишить тебя невинности вот так, второпях, не заботясь о твоем удобстве…
– Об удобстве? - удивилась Саманта. - Эта мысль как-то не приходила мне в голову.
– Мужчина должен быть бережным со своей возлюбленной, зная, что с ней это происходит впервые. Вчерашняя грубая страсть - для опытных любовников, - Уильям нахмурился. - Но не для тебя. Нет… не так быстро.
– Ты чувствуешь себя виноватым?
– Просто не могу поверить, что до такой степени утратил контроль над собой.
– А ты ведь утратил его, не так ли? - Саманта, смеясь, похлопала Уильяма по плечу. - Полковник Грегори потерял голову из-за женщины!
– Не просто из-за женщины, Саманта. Из-за тебя, и только из-за тебя.
Она была на седьмом небе от счастья.
– Поговори со мной, - попросил Уильям, играя с прядкой ее волос. - Раз мы не можем снова заняться любовью, расскажи мне о себе. О своей семье, о своем детстве…
Настало время очнуться от сладкого сна. Уильям задавал эти вопросы не из праздного любопытства. Он хотел знать все о женщине, которая заставила его поступиться своими драгоценными принципами.
Значит, он вовсе не был от нее без ума.
Уильям смотрел на Саманту так пристально, словно пытался прочитать ее мысли.
– Почему ты всегда так обвиняюще смотришь на меня своими прекрасными карими глазами, когда я пытаюсь поступать правильно?
– Хочешь узнать побольше о женщине, с которой спишь? - задумчиво произнесла Саманта, словно не слыша его слов.
– Но любовники обычно разговаривают. Рассказывают друг другу о своей жизни. О своем прошлом.
– О своей семье, - продолжила за него Саманта.
– Я уже сделал свой выбор, - твердо сказал Уильям. - Мне нужна ты, а не твоя семья.
Саманта знала это. Она ведь уже не раз намекала Уильяму на свое прошлое. Она понимала, что может все рассказать ему об отце и матери, о своем детстве, и Уильям не переменится к ней. Если только… если только она не зайдет слишком далеко и не расскажет ему о том, что не раз проделывала со многими людьми в темных аллеях Лондона.
– Думаю, ты выросла на улицах Лондона, - задумчиво произнес Уильям.
– Ты догадался? Неужели у меня еще остался акцент? - усмехнувшись, она перешла на кокни. - Иль же птому што я беру пишшу рками? Иль ты видал, как я тру нос ркавом?
Брови Уильяма удивленно поползли вверх.
– Ты сердишься? - он демонстрировал необыкновенную прозорливость.
Но Саманта не злилась. Она была в отчаянии. Первый раз в своей жизни она хотела всей душой того, что никогда не сможет получить. Как там говорила леди Маршан? «Если сумеете довольно быстро заманить одного из своих поклонников в сети Гименея, он ничего не узнает, а если узнает, будет уже слишком поздно». Уильям доказал, что не способен устоять. Если ухватиться за эту возможность… но ведь рано или поздно он все равно узнает. Не следует забывать об этом. Она любит Уильяма всем сердцем. Но он никогда не будет принадлежать ей.
Уильям погладил морщинки над переносицей Саманты.
– Наверное, кто-то сделал тебе очень больно.
Этих «кто-то» было очень много - и он вот-вот станет одним из них.
– Я не оставалась в долгу, сэр, - Саманта снова перешла на безукоризненный выговор высшего света. - Если вы действительно верите, что черное - это черное, а белое - белое и что никаких оттенков серого цвета не существует, вы должны знать: я вымазана с ног до головы черной угольной пылью.
Уильям улыбался ей с такой нежностью, с таким восхищением.
– Ты - самая честная женщина из всех, кого я знаю.
– Нет! - воскликнула Саманта, резко садясь.
Как умеет этот человек перевернуть все с ног на голову! Она пыталась предостеречь его, а он восхищался ею за это. Но только лишь потому, что не осознавал всей глубины ее падения.
– Знаю, знаю, - примирительно заговорил Уильям. - Ты снова хочешь обвинить меня в предвзятости к женщинам. Хорошо, скажу по-другому. Ты - самый честный человек из всех, кого я знаю.
Она должна была, обязана была сказать ему. Прямо сейчас. Но воздух в комнате был таким холодным, а Уильям - таким горячим. И у них был впереди еще один день счастья. Саманта просто не могла отказаться от такого щедрого подарка судьбы.
Уильям потянул ее к себе, и Саманта, не сопротивляясь, снова оказалась в его объятиях, позволяя согреть себя. Гладя ладонями его сильные плечи, она старалась запомнить каждое мгновение этой близости. Как он выглядит, как дышит, как падают на лоб его волосы, какие у него сильные пальцы…
Уильям погладил подбородок Саманты.
– Скажи же мне хоть что-нибудь хорошее о своих родителях!
– Они были женаты.
Глаза Уильяма вдруг стали серьезными и печальными.
Была ночь - время откровений. Он был ее любовником - мужчиной, которому Саманте отчаянно хотелось довериться. Почему бы не рассказать ему обо всем? Худшее, что может случиться, - он отвернется от нее.
– Дорогая, у тебя такой вид, будто я сделал тебе больно, - заботливо произнес Уильям. - Прости… мне не стоило… я уже жалею, что спросил.
– Моя мать была дочерью приходского священника, - вдруг выпалила Саманта. - Она работала гувернанткой в одном большом доме.
Она слышала, как Уильям вздохнул с облегчением у нее под ухом.
– Так, значит, ты пошла по стопам матери!
– Надеюсь, что нет.
Не напрасно ли она надеется на это? Что будет с нею дальше? После сегодняшнего дня?
– Мой отец встретил мать в парке, когда у нее был выходной и она пошла прогуляться. У мамы было небольшое наследство, доставшееся ей от бабушки. Отец постарался ей понравиться, и она вышла за него замуж против воли дедушки. И попала в настоящий ад. Разумеется, она потеряла место. Семья ее не хотела иметь с нею больше ничего общего. А мой отец оказался бессердечным негодяем. Сначала он спустил ее деньги. Потом заставил маму работать. Но это была не та работа, к которой она привыкла. Сначала мама шила - шила и шила дни и ночи напролет, пока у нее не начали болеть глаза. Потом ей пришлось попрошайничать. Мама ненавидела попрошайничать. Стоять на углу с протянутой рукой под проклятия бывших знакомых и насмешки проходивших мимо мужчин, которые предлагали ей деньги за совсем другие услуги. Мой отец обычно бил их за это.
– Слава богу! - с отвращением произнес Уильям. Видимо, его обрадовало то, что отец Саманты проявлял хоть какие-то признаки благородства.
Но Саманта развеяла его надежды.
– Ему больше не нужна была моя мать, но никто другой не смел покуситься на то, что ему принадлежало.
И зачем только она начала исповедоваться? Теперь перед Самантой всплывали одно за другим воспоминания об ужасных, бесконечных днях и ночах, о постоянном чувстве голода.
– Моя мать родила меня в ужасных условиях, а отца даже не было рядом. Он уже ухаживал в то время за другой леди. Он любил делать из них дурочек. Низводить до своего уровня. Иногда у его женщин были деньги - тогда они бывали и у нас - достаточно, чтобы покупать еду и уголь.
Уильям погладил ее по волосам.
– Так тебе приходилось голодать и мерзнуть?
– Да, сэр. Хотя моя мама все отдавала мне, - теперь она испытывала знакомое с детства чувство вины. - Я знаю, что это неправильно, но я сидела перед огнем и ела ее еду.
– Сколько же тебе было лет? - Уильям гладил Саманту по спине, стараясь успокоить, но во всем теле его чувствовалось напряжение.
– Мама умерла, когда мне было семь.
– Семь? Тебе было всего семь? Значит, ты сделала свою мать счастливой уже тем, что выжила, - Уильям крепко прижал Саманту к себе. - Милая моя девочка, у тебя ведь еще нет своих детей. Вот что я тебе скажу: когда ты подаришь жизнь собственному ребенку, ты будешь готова на все - и голодать, и мерзнуть, чтобы только сохранить эту драгоценную жизнь.
