Дражайший плут - Элизабет Хойт
И в самом деле: кобылка любовно ухватила губами рукав его сюртука. Когда сам был молод и жил дома, Джеймс всегда приносил ей яблоки и морковь. На минуту воспоминания едва не накрыли его с головой. Как же много он потерял, сделав одну-единственную роковую ошибку, когда так жестоко подвел их всех!
— Которая из них? — спросила Феба, вырывая его из мрачной задумчивости.
Он взял ее руку и медленно вытянул вперед, чтобы кобыла видела их приближение.
— Это Бесс. Она почти целиком белая, с темными чулками. — Он ждал, пока Феба ощупает мягкие серые ноздри. — А дальше, рядом с ней, молодая кобылка, ростом пониже и совершенно белая. Не знаю ее кличку, но, если не ошибаюсь, она жеребая. — Он медленно протянул руку Фебы ко второй лошади, но та фыркнула и попятилась. — И, кажется, довольно норовистая.
— Что ж, этого следовало ожидать, — тихо сказала Феба. — Ведь мы для нее чужие.
— Действительно. — Тревельон протянул их сомкнутые руки к третьей кобыле, и та вытянула вперед шею — ей не терпелось их обнюхать.
Феба рассмеялась.
— Вот она не робкого десятка.
— Да уж, — сказал с улыбкой Джеймс, наблюдая, как Феба трогает лошадиный нос. — Это Присси. Когда я видел ее в прошлый раз, ей было два года, а теперь вот готовится произвести на свет жеребенка. У нее отличная прямая спина и сильные ноги.
— А последняя? — спросила Феба.
— Ее кличку тоже не знаю, но у нее выгнутая дугой шея и чудесная голова настоящей принцессы. — Он тихо рассмеялся. — Должно быть, лучшая подруга Присси, судя по тому, что та положила голову ей на шею.
— Как сестры, которые поверяют друг другу свои секреты, — заметила Феба.
— Гм… Она немного дичится, потому и держится на расстоянии от ограды. Но, может, если мы…
Он встал за спиной у Фебы и взял ее левую руку в свою. Их пальцы переплелись; протянув ее руку вперед, он медленно перевернул ее ладонью вверх, чуть покачивая в своей ладони, словно совершал подношение красавице кобыле. Они молчали. Каждый выдох щекотал ему грудь и живот, отражаясь от ее спины. Ее макушка приходилась ему как раз по подбородок. Правой рукой Тревельон опирался об ограду возле ее бедра. И пока они выжидали, Феба вдруг положила свою ладонь поверх его руки. Она была теплая и нежная — как напоминание о том, что леди не утруждала себя физическим трудом. Ведь она аристократка, а он из простонародья, черная кость, и между ними пропасть. Однако здесь, в этом тихом загоне, где слышались лишь звуки конских копыт в траве, они с Фебой были просто мужчина и женщина. Так просто!
И так сложно…
Наконец кобыла осмелилась: с любопытством вытянула шею, шумно обнюхала ладонь Фебы и позволила себя погладить.
— Благодарю, — прошептала девушка, и Джеймс сначала подумал было, что она разговаривает с белой лошадкой. Но она вдруг обернулась к нему.
— За что? — спросил он глухо.
— За то, что привели меня сюда. За то, что показали своих лошадей.
— Это лошади моего отца, не мои.
Но она покачала головой и улыбнулась.
— Здесь так хорошо! Нельзя ли нам прогуляться по вересковой пустоши? Мне никогда не приходилось бывать так далеко на западе, и я не видела вересковых болот.
Тревельон со вздохом взял ее руку, поворачиваясь назад к дому.
— На вересковой пустоши красиво, но земля — сплошь кочки. Как бы ногу не подвернуть.
— Но лошади же там пасутся. — Ее пухлые губы сложились в упрямую гримаску.
— Они привыкли, и у них четыре ноги, — возразил Тревельон. — Там небезопасно.
Он почувствовал, как ее пальцы сжали его руку.
— А что, если мне надоело думать о безопасности?
— Моя работа заключается…
Она резко остановилась, и ему тоже пришлось. Посмотрев на нее сверху вниз, он видел, как брови сошлись на переносице над незрячими глазами, как грустно опустились уголки рта.
— Отныне я не желаю быть объектом вашей работы и тем самым отменяю ваши обязательства меня охранять. И прежде, чем вы скажете, что вашим нанимателем является мой брат, позвольте напомнить, что вы больше на него не работаете. Вы больше не мой телохранитель; с того самого дня, как меня похитили. Вы делаете все это не ради каких-то обязательств, и мне надоело…
У него было единственное средство остановить этот словестный поток — накрыть ее рот своим.
Трость повалилась на землю, когда он рывком привлек девушку к себе, вынудив откинуть голову под напором его губ. Ее нежные губы раздвинулись, и в его груди пробудился первобытный инстинкт, когда язык ринулся в бархатные глубины ее рта. Он упивался вкусом ее губ, сокрушительно прижимал к себе, отчаянно желая повалить на землю и утолить желание плоти. Вот только ему хотелось получить больше, чем она могла дать ему прямо здесь.
И лишь когда она судорожно вздохнула между поцелуями, в знак покорности, он прошептал:
— Ну сколько можно меня соблазнять?
— Даже не думала, — прошептала она в ответ, чуть касаясь его губ своими влажными.
В наказание Тревельон слегка прикусил ее нижнюю губу.
— В самом деле?
— Да, потому что вы уже уступили.
Он со стоном отчаяния опять обнял ее, забываясь в ее нежности и упиваясь ее надеждой. И оторвался от нее лишь тогда, когда услышал тихое покашливание за спиной, а потом увидел, что на них пристально смотрит отец.
Феба была очень довольна собой, отправляясь вечером того же дня обедать с Агнес, а перед этим приняв ванну. Это мероприятие оказало ей двойную услугу: удалось наконец-то как следует вымыться и найти предлог спрятаться от глаз старого мистера Тревельона. Ей было стыдно: еще бы, целовалась с его сыном прямо на конюшенном дворе.
И пока она пряталась в источавшей ароматный пар ванне, лениво растирая коленки и постепенно приобретая цвет сливы, Бетти высушила и вычистила ее единственное платье. И если добавить к этому позаимствованную у Долли сорочку, то она обрела достаточно презентабельный вид, так что вовсю предвкушала возможность снова увидеться с Джеймсом, в компании Агнес и Тоби приближаясь к дверям столовой, пока не услышала крики. Опять!
— Неужели твой дедушка затевает ссору за каждой трапезой? — спросила она у Агнес, которая, как тут же выяснилось, была кладезем полезных сведений.
— За ним такого раньше не водилось, — вздохнула девочка. — А дядя Джеймс?
— Тоже не замечала. — Феба прислушалась. Кажется, они спорят из-за… соседа? Как странно. — У них очень похожие голоса, правда?
— Да, — с жаром подхватила Агнес. — Хоть бы они перестали! Маме это не нравится.
