Обмануть судьбу - Элеонора Гильм
В каморке пахло раскаленной крицей, зато сохранялось тепло – большего Гришке и не надо. Он натаскал драных одеял и подушек, выделенных ему грозного вида домоправительницей – Азат-ханум. Она смотрела на мальчишку, как на грязь под своими ногами, но тряпок дала в избытке.
Через год Гриша походил на татарчонка: с темными, кудрявыми волосами, облупленным на солнце носом и в новой рубахе с красным кушаком. Бойко болтал по-татарски, по-настоящему прижился в доме Абляза-аги. Возиться в кузнице ему нравилось. Мальчик чувствовал, что это его дело. Какое-то колдовство чудилось ему в том, как холодное невозмутимое железо раскалялось докрасна и принимало любую форму, какую мастер пожелает.
Булат нашел в его глазах верного ученика и между делом рассказал свою историю. Он был чуть старше Гришки, когда татары продали его Абляз-аге. Спокойный, рассудительный паренек пришелся по нраву купцу. А через несколько лет, когда Борис принял ислам, его сделали свободным человеком. Бывший Борис, нынешний Булат, стал кузнецом при огромном доме Абляза. Булат обзавелся симпатичной хохотушкой-женой, купил маленький глиняный домишко на окраине Кафы и жил припеваючи.
– А как же ты веру Христову променял на магометанство? – не выдержал паренек.
– Вера она одна. Хоть Бог, хоть Аллах, для хорошего человека везде приготовлен рай, для плохого – ад. Если б родичи, односельчане меня нынешнего встретили, стыдили бы, врагом, перебежчиком назвали. А так… Полюбил я Кафу, Крым, благостно тут, дышится сладко. Так что, Гриша, стыда во мне нет. Ни на полушку.
А мальчик силился понять и не мог: отказавшийся от веры отцов – предатель, плохой человек, а Булат на дурного человека был совсем не похож. Где правда?
За долгие часы работы в кузнице Гриша рассказал Булату все свое незатейливое прошлое, как взяли их в плен, как брат с сестрой были проданы на невольничьем рынке.
– Сестра-то красивая?
– Да, – вздохнул мальчик.
– Поди в гареме она, во дворце ублажает бея.
– Бедная Вера…
– Могло быть и хуже… сына родит – будут ее холить и лелеять, а нет – замуж выдадут, – успокаивал Булат.
– А брата купил какой-то худой богач…
– Носатый, важный?
– Да.
Булат промолчал и насупился.
– Что? Скажи, все равно узнаю.
– Это правая рука очень богатого бея, который покупает в основном мальчиков.
– Для чего ему мальчики?
– Развлекается он с ними…
– Как? Играет что ли?
– Играет, а как же? – не стал мальцу говорить правду добрый Булат.
Позже Гриша узнал, как развлекаются некоторые беи с мальчиками. Грех пришел от османов, некоторые находили особую радость в использовании отроков в том деле, для которого самой природой предназначены девки. Гриша пытался не думать, каково живется брату и сестре, отстранял от себя прошлое и родичей.
В доме было много слуг, почти все девки, болгарки, московитянки, грузинки… Они скребли полы, мыли посуду, стирали, готовили и… ублажали хозяина. Все они были юны, не старше двадцати лет, только Азат-ханум и кухарка Латифа-апте красотой и молодостью не отличались. Остальные же рабыни покупались лично хозяином на невольничьем рынке. Кто месяц, кто год, а кто и пять лет девушки служили у купца, а потом пропадали.
Гришка держался от девок в стороне, почему-то их опасался. Пылал он преданной сиротской любовью к Латифе. Круглая, веселая кухарка была немолода, но на ее толстощеком лице сложно было сыскать хоть одну морщину. Мальчуган преданно заглядывал в глаза «бабушки-апте», бросался за любую работу – воду принести, сбегать за пряностями – в доме на привязи его не держали – и добился своего. Кухарка привязалась к нему, как к родному, подкармливала его то пахлавой, то чебуреками. Тайком от хозяина. Гриша, радостно улыбаясь, благодарил:
– Сагъ олунъыз! Мен чиберек севем![51]
– Вот лепечет по-татарски! Будто наш! – восторгалась кухарка и прижимала его к своей объемистой груди. – Вылитый крымчак, чернявый да хитрый. Не Латифу любишь, а стряпню мою, стервец! – Гришка мотал головой и прижимался крепко к кухарке. Обоим доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие каждый день повторявшийся разговор.
На сытной еде в купеческом доме Гриша рос быстро. Баранины, чебуреков, харчо его необъятная утроба поглощала немыслимое количество. Каждый год шаровары ему приходилось удлинять, иначе длинные крепкие ноги торчали немым укором ворчливой Азат-ханум.
– Окаянный рус, – ворчала она. – Растет, как тесто на жаре. Портов не напасешься.
Уже к тринадцати годам Гриша стал матереть. Худые руки покрылись буграми мускулов, плечи приобрели гордый разворот, под носом стал пробиваться видимый пух.
– Ишь, ранний, – улыбался Булат. – Ты девок наших берегись, а то Абляз живого места не оставит!
– Какие девки? – кривился Гриша. А ночью в своей каморке порой представлял смазливых рабынь и рукой своей делал то, что мечтал получить от девок.
Зимним вечером к Аблязу-аге пожаловала важная гостья в густой парандже. Турчанка, Айше-ханум, вдова влиятельного сановника, держала в кулачке многих людей Кафы. Она имела тайные дела и с хозяином. Грише не было дела до Айше-ханум, он, разгоряченный, таскал в сарай кувшины с маслом и вином, когда взгляд вдовы скользнул по его плечам.
– А это что за раб?
– Московит, Айше-ханум, – кланялся угодливо Абляз и, увидев интерес, предложил: – Подарю тебе его, госпожа… он сильный, кузнецу помогает.
Вдова задумчиво посмотрела на парнишку, поколебалась и согласилась:
– Продавать не надо, а на недельку возьму. Ты же знаешь, Абляз, у меня одни женщины в служанках да евнухи. Домоправительница моя просила мальчишку, что-то починить… мужскую работу переделать в саду. Потом верну, – под покрывалом мелькнула улыбка. – Вечером отправь.
Гришке выдали овечий кафтан и в сопровождении Азат-ханум, как всегда непроницаемой и суровой, он дошел до огромного забора, скрывавшего особняк вдовы.
Всю работу мальчик переделал за два дня и заскучал: «Зачем взяли, если толком делать ничего не надо. Тоска. Скорей бы домой», – думал он, не замечая, что дом хозяина именует уже своим.
Вечером третьего дня доверенная служанка Айше-ханум повела Гришу в баню, хозяйскую, огромную, вымощенную мрамором, слишком роскошную для обычного раба. Послушно ополоснув тело и промыв непослушные вихры розовой водой, Гриша пошел следом за служанкой. Запихнув его в тускло освещенную комнату, она быстро вышла. Озираясь по сторонам, мальчик различил за резной ширмой силуэт.
– Иди сюда, – позвал его женский властный голос.
Оробев, Гриша обогнул ширму и обнаружил возлежащую на диване хозяйку. Без покрывала, закрывавшего ее лицо, было понятно, что она не
