Мария Лоди - Мечта
Он поднял ее лицо, изучая глаза.
— Послушай. Если я останусь сегодня, то не просто на одну ночь. Из-за тебя, для тебя я буду вынужден причинить боль Мари, которая этого не заслужила. Это будет недостойно с моей стороны, но я брошу ее. Она будет страдать, но я сделаю это ради нашего будущего, но не ради одной ночи. — Прижимая ее к себе, он продолжал: — Ты понимаешь? Если я останусь, то приду снова. Ты будешь моя, и только моя. Подумай хорошенько. Еще есть возможность выбирать. Я не Этьен. Если я отдам тебе всего себя, я не буду мириться с существованием в твоей жизни никого другого. Тебе придется порвать с Дельбрезом, Фредериком. Я отдам тебе свою жизнь, но ты должна быть моей полностью и до конца. Хочешь ли ты этого?
Ее глаза светились, как топазы.
— Если ты попросишь, чтобы я ушел, я сейчас же уйду, но клянусь, на этот раз это будет концом наших маленьких игр. Я никогда не вернусь.
Шарлотта едва понимала, о чем он говорит, ошеломленная счастьем и изнемогающая. Она хотела только одного — чтобы Тома остался.
Невольно она вспомнила те бессчетные ночи, когда она ждала его, не признаваясь себе в этом. Он был сама любовь.
— Останься! — воскликнула она.
Она ожидала, что он прижмет ее крепче и отнесет ее в спальню, но он отступил назад и пристально посмотрел на нее. Затем увлек ее в холл и достал с вешалки ее плащ.
— Надень это.
— Для чего?
Тома уверенно прошел через холл к двери спальни Шарлотты, которая была рядом, и открыл ее. Ничего не изменилось. Все тот же альков, те же пузырьки с лекарствами на столике у кровати.
— Ты ведь не хочешь, чтобы смертное ложе Этьена стало ложем нашей любви. Мы достаточно предавали его, пока он был жив, и я не хочу, чтобы между нами вставал кто-то третий. — Он взял ее за руку. — Идем.
Шарлотта застонала. Она смертельно устала, но Тома вывел ее на улицу.
— Предупреждаю тебя, это маленький, пользующийся дурной славой отель. Совершенно безнравственное место, но он открыт всю ночь. Там найдется для нас комната.
Он шел рядом с ней, поддерживая ее — она валилась с ног от усталости. Пошатываясь, они шли по улицам, пьяные друг от друга и от ощущения неизбывного счастья. Ночь все еще продолжалась, но Тома казалось, что она длится вечность.
Отель находился на небольшой улице. На пороге Шарлотта заколебалась. Дом был старый, и узкая дверь открывалась в длинный коридор, пол которого был устлан растрескавшимися черными и белыми плитками, лежавшими неровными рядами, напоминающими старый беззубый рот. Тома провел Шарлотту в коридор, не обращая внимания на ее невольное сопротивление.
Она растерянно оглядывалась вокруг. Он слегка постучал в окно комнаты, очевидно, служившей чем-то вроде конторки. Через минуту появился лысый человек. Он вылез из смятой постели, край которой можно было увидеть через полуоткрытую дверь.
Тома что-то быстро сказал ему, человек кивнул, взглянув на Шарлотту. Она быстро отвернулась. Человек снял с доски ключ и, тяжело ступая, повел их вверх по лестнице. Тома крепко прижимал к себе Шарлотту, пока они поднимались на второй этаж. Ему хотелось ободрить ее, заставить забыть окружающую обстановку. Самому-то ему было безразлично, где они находятся, главное — побыстрее захлопнуть за собой дверь комнаты.
Ему пришлось дать человеку приличные чаевые, прежде чем тот зашаркал вниз по лестнице, чрезмерно рассыпаясь в благодарностях. Тома закрыл дверь.
Долгое время он стоял у двери, сотрясаемый приступами дрожи, стоило ему только взглянуть на Шарлотту, нервно стоявшую у кровати.
— Любима, — прошептал он.
Она попыталась улыбнуться ему. Сегодня, подумал он, она будет принадлежать ему, Наконец-то наступила эта безумная ночь, после которой не будет пути назад.
Как ненужную оболочку он сбросит с нее остатки ненужного теперь стыда, для того чтобы раскрылся самый лучший на свете цветок — цветок любви. Его охватывал какой-то страх от избытка чувственности, возникающей при мысли, что она будет принадлежать ему. Возможно, в других обстоятельствах он вел бы себя с ней по-другому. Но они были в конце долгой дороги, и он хотел навсегда стереть память о других женщинах, отметить клеймом, что она навеки принадлежит ему.
Боясь оскорбить ее врожденную стыдливость, он хотел ободрить ее, и, когда он смотрел на нее, в глазах его светилась бесконечная нежность. Он улыбнулся ей.
Она почувствовала тепло и покой. Протянула к нему руки, ее сердце переполняла радость, она шептала ласковые слова и была готова к спокойному путешествию в мир наслаждения.
Тома подошел к ней и медленно снял с ее плеч плащ. Затем отошел, чтобы задвинуть шторы, и вернулся к ней. Она по-прежнему стояла посреди комнаты.
Он бросил свою куртку на кровать, привлек ее к себе и своей одной рукой начал расстегивать пуговицы на воротнике ее платья. Затем сказал ей:
— Расстегни. Сними платье.
Она вздрогнула, он дотронулся до ее волос, погладил их теплой, нежной рукой.
— Сделай, как я прошу, — попросил он.
Она хотела, чтобы он погасил свет, но он и не собирался этого делать. В полном замешательстве она повиновалась ему, сняла платье, отбросила его от себя ногой. Тома развязал ее нижнюю юбку.
— Сними ее.
— Нет, Тома. Нет, нет!
Она бросила на постель отчаянный взгляд, словно надеясь скрыться под спасительной защитой простыни, но он заставил ее стоять спокойно, в то время как сам медленно раздевал ее.
Она снова слабым голосом попросила его погасить свет.
— Любовь моя, — пробормотал он и начал рассказывать, как он любит ее.
Его рука нашла верх ее сорочки и стащила ее вниз к талии, затем он тихо опустился перед ней не колени.
Шарлотта стояла перед ним обнаженная, по-детски прося его остановиться и закрывая лицо своими длинными волосами. Она опустилась на колени рядом с ним.
— Я ненавижу тебя, — простонала она, когда он поднял ее. Она все еще вскрикивала, оплакивая свою честь, когда он, крепко прижав ее к себе, гордо и счастливо засмеялся.
— Моя милая маленькая глупышка… моя самая целомудренная лицемерка. Посмотри на меня… не прячь свое лицо. Дай мне увидеть твои глаза, моя любовь, моя маленькая… — Он поднял ее лицо к своему. — Послушай, я не хочу, чтобы ты пряталась от меня, не хочу, чтобы ты испытывала стыд. Любовь проста и чиста. Ты красива. Ты сама красота. Я люблю твое тело. Люблю в тебе все, и я хочу это все, все без исключения.
Он поднял ее своей одной рукой и положил на край большой кровати.
— Я хочу, чтобы ты знала все, — сказал он горячо. — Ничто не запрещено. Ничто не дурно. Это нищие в любви, безобразные и отвергнутые, изобретают всякие проклятия. Я хочу, чтобы ты была свободной женщиной, имеющей смелость любить. — Его рука ласкала изгибы ее тела. — Ты красива, ты знаешь это? — Его голос сломался. — О, я люблю тебя. Будь моя целиком.
