Валери Кинг - Неуловимая невеста
– Джулиан, пожалуйста, – взмолился он. – Я совершил страшную ошибку.
– А как же Париж? – продолжала она. – Зачем вы сказали мне, что нам нужно ехать в Париж, потому что иначе Карлтон принудит меня выйти за него? Что за дьявольскую игру вы затеяли? Я… я могу только предполагать, насколько мерзкие планы вынашивали вы в вашем черном сердце. Вы позволили мне называть вас Эдвардом! Вы позволили мне целовать вас, как глупой девчонке. Да, я такая и есть. Эдвард – не ваше имя! Кто вы? Нет, молчите. Я знаю, кто вы – повеса и развратник, а я была такой дурой… – Ее голос прервался от рыданий. – Кроме того, у вас серые глаза. Любой глупец мог разглядеть, что у вас серые глаза, а ничуть не голубые.
С этими словами она бросилась к карете матери, быстро миновала ступеньки и упала леди Редмир на грудь, содрогаясь от рыданий.
Фитцпейн закрыл за ней дверцу, и хотя Джулиан слышала, что Карлтон протестует и зовет ее, видимо, Фитцпейн преграждал ему путь. Она слышала, как Карлтон велел изумленному ездовому ехать в гостиницу «Ангел», что по соседству, и сменить там лошадей.
* * *Лорд Карлтон стоял рядом со своим другом, глядя, как его жизнь и счастье исчезают в пыльном движении одного из самых людных городов Англии, и впервые в жизни по-настоящему понимал, что такое отчаяние.
– Как мне вернуть ее? – спросил он.
– Не имею представления, – ответил Эдвард. – Одно скажу: я должен был остановить тебя в Редмире.
Повисло долгое тяжелое молчание. Потом Карлтон взглянул на него и увидел, что предположение Шарлотты было верным. Лорду Редмиру не удалось побить Эдварда.
– Ну, скажи мне, – Карлтон даже внимания не обратил на трех почтенных леди, со сладострастным любопытством наблюдавших за двумя джентльменами, – с чего это лорд Редмир счел необходимым прилюдно на тебя наброситься?
Фитцпейн усмехнулся:
– Кроме того, что он был на взводе, – он еще и заподозрил правду, то есть, что я влюбился в его жену и хочу увезти ее на Континент, если смогу уговорить.
Карлтон даже присвистнул:
– Какое безумие тобой овладело? Передо мной как будто не тот Эдвард, которого я оставил в «Эйнджел Инн».
– Я никогда прежде не был так сильно влюблен ни в одну из женщин.
– Она замужем.
– Я надеюсь убедить Редмира развестись с ней.
– Да скорее движение на улицах этого города замрет на следующие пятьдесят лет, чем Редмир откажется от своей жены.
– Думаю, ты прав, – грустно сказал Эдвард. – Но как же ты? Я не могу поверить, что ты до сих пор не одумался.
– Еще полчаса назад я не понимал, что люблю ее, – ответил он. – Потом мне стало ясно, что я безумно любил ее все это время. Каким полным идиотом я был!
– Без сомнения, – подтвердил Эдвард.
– Эй, уж кто бы говорил, только не ты!
Фитцпейн снова усмехнулся, потом помрачнел.
– Ну и в переделку мы попали! – сказал он и тяжело вздохнул.
Глава двадцатая
Джилли все утро сидела в кресле стиля ампир у окна своей спальни, бессильно опустив руки на колени. Комната была отделана небесно-голубым дамасским шелком: портьеры, кресло с высокой спинкой, маленькое кресло ампир черного лака, в котором она сидела, покрывало на ее высокой с четырьмя столбиками кровати вишневого дерева, ткань балдахина, собранная в розетку. Туалетный столик, огромный гардероб полированного красного дерева и вишневый письменный стол стояли вдоль стен, выкрашенных в бледно-желтый цвет и отделанных светлыми деревянными панелями.
Прекрасная комната, обставленная для отдыха и сна. Если бы только она могла спать. Уже подошло время полуденного ланча, и рядом с ней стоял поднос с едой, накрытый льняной салфеткой. Аромат свежевыпеченного хлеба, жареного цыпленка и яблок с корицей напоминал ей, что она все еще на этом свете, что она в Лондоне, что живет на площади Беркли со своими родителями в уютном доме. Но ее мысли постоянно возвращались к Карлтону, и только к нему, с того времени, как она приехала в столицу в дом лорда Редмира.
Мучительный приступ рыданий продолжался всю ночь, но потом отступил, превратившись в обычный поток тихих слез, возникавших всякий раз, когда ее одолевали воспоминания об их путешествии. Слава Богу, что родители не тревожили ее. Ей необходимо было время, чтобы осознать чудовищность преступления Карлтона и понять, что горе – неизбежный спутник счастья.
Джилли вздохнула, откинула белую муслиновую занавеску и выглянула в окно. С тех пор, как она заперлась в своей комнате, март кончился и апрель вступил в свои права. Она любила апрель, зная, что очень скоро нарциссы зацветут на необозримых просторах Йоркшира.
Но она была не в Йоркшире, а в Лондоне, и сердце ее было тяжелее той грозы, которая прогремела прошлой ночью, обрушившись на дом потоком тяжелых дождевых струй. Поднимавшийся над тысячами крыш дым печных труб смешался с влажным воздухом, и серый туман уже окутывал город. Мама всегда возвращалась домой из Лондона, жалуясь, что смог испортил ее лучшие платья и капоры. Даже на зданиях оставался зернистый осадок. Лондонский туман очень походил на то мрачное уныние, которое овладело ее душой.
Однако после сильного ливня воздух с утра был достаточно чистым, и можно было видеть на много миль вверх сквозь облака. Временами голубое небо проглядывало сквозь тучи, и в эти минуты на сердце становилось светлее, появлялась надежда.
Прошло много дней, а Джулиан не знала, как ей быть. Карлтон приходил каждый день, оставляя длинные письма с извинениями и объяснениями. Он был глупцом, его гнев был вызван клеветническими слухами, которым она поверила, но он виноват, он не должен был лгать ей, обманывать ее; он любит ее до умопомрачения, ради Бога, пожалуйста, может ли она простить его? Он прислал также несколько изысканнейших букетов, которые она, в свою очередь, отдала слугам, чтобы те могли украсить свою мансарду. Она не могла любоваться красотой цветов, смотреть на эти нежные розы, анютины глазки и лаванду, зная, что они связаны с таким негодяем, как лорд Карлтон.
Простит ли она его?
Сейчас она не могла.
Любит ли она его? Хочет ли бежать к нему? Хочет ли простить его?
Да, тысячу раз да.
Но она не могла.
Она утерла непрошенные слезы, почти все утро непрерывно льющиеся из глаз. Они все наворачивались на глаза и текли по щекам, вновь и вновь напоминая, что сердце ее разбито – нет, уничтожено – рукой опытного развратника. Ей по-прежнему было страшно от мысли, как Карлтон бессовестно обманул ее.
Появлялась и леди Кэттерик со своими подругами: миссис Уэнби и миссис Балмер. Их леди Редмир, разумеется, принимала, но когда являлся Карлтон, то Джулиан неизменно оставалась в своей спальне. Вездесущие дамы советовали Джулиан немедленно начать показываться в обществе и срывать лавры успеха, если она того хочет, чтобы заставить замолчать множество болтливых языков, которые – вот невероятно! – узнали все о происшествии с Карлтоном и безобразной сцене в Айлингтоне.
