Барбара Доусон Смит - Покоренное сердце
Клер против воли прониклась сочувствием.
Он поднял на нее глаза.
— Хватит на меня таращиться. Раздвиньте портьеры и сядьте.
Мимолетная симпатия к деду тут же испарилась. Клер выполнила его указание. В комнату хлынул солнечный свет. «Интересно, как бы он со мной разговаривал, если бы знал, что я его внучка», — подумала Клер.
Возможно, еще хуже, чем сейчас; он бы просто вышвырнул ее вон.
Но, нравится это ему или нет, она является членом его семьи. Этот факт она осознала особенно отчетливо вчера в картинной галерее. На портретах были изображены ее предки. Неожиданное чувство гордости поразило ее саму. И сколько бы этот старик ни отрицал их родство, в ее жилах все равно течет его кровь.
Клер села на стул, выпрямив спину, сжимая в руках промасленную тряпку. Она не станет оправдываться и ничем не выдаст своего волнения, как бы ей ни было страшно. В конце концов, Эддисон не сможет обнаружить доказательств ее вины. Она была очень осторожна, и Эддисон не заметит, что кто-то рылся в вещах маркиза. Но все равно ее могут обвинить в том, что она только замышляла ограбление.
— Спросите у миссис Флеминг: она подтвердит, что я убиралась вместе с ней и вернулась сюда за тряпкой, — сказала она. — Пожалуйста, спросите у нее, если вы не верите мне.
Уоррингтон взглядом приказал ей молчать. В его холодных голубых глазах под седыми кустистыми бровями бушевал океан.
— Я сам решу, что мне делать.
— Уверяю вас, я ничего здесь не брала.
— У вас оскорбленный вид, миссис Браунли. Очень жаль. Эти бесценные предметы искусства требуют должного присмотра. Мне казалось, у вас достаточно мозгов, чтобы понимать это.
Уязвленная столь уничижительным отзывом, Клер ответила ледяным тоном:
— У меня есть полное право чувствовать себя оскорбленной, когда со мной обращаются как с преступницей. И то, что вы позволяете себе подвергать сомнению мои интеллектуальные способности, говорит о том, что вы не имеете представления о вежливости.
Эддисон обернулся и изумленно смотрел на нее.
Клер сжала губы. Господи, кажется, она нагрубила маркизу. Она здесь служанка, а не член семьи, и не имеет права высказывать свое мнение о хозяине. Проглотив гордость, она поспешно сказала:
— Простите, милорд. Я сказала это сгоряча. Маркиз пристально смотрел на нее.
— Поправьте меня, если я не прав, но я нахожу весьма подозрительным, что компаньонка юной леди занимается уборкой моих комнат, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями и приглядывать за моей внучкой.
— Леди Розабел всегда спит до полудня. Я не люблю сидеть без дела, и предложила свои услуги миссис Флеминг.
— Вы недостаточно загружены?
— За пределами комнаты леди Розабел у меня нет никаких обязанностей, а она просила не тревожить ее, когда она спит.
— А как продвигается пьеса? — внезапно сменил предмет разговора маркиз. — Она понравилась Розабел?
К счастью, как раз накануне вечером Клер начала читать Розабел первый акт «Сна в летнюю ночь». Правда, через пять минут Розабел уже крепко спала.
— Мы только начали читать, пока еще рано судить об этом.
— Ха! Пьеса ей не понравилась. Я был прав.
— Мы еще не дочитали до конца, милорд.
Он издал горловой звук — нечто среднее между кашлем и хрипом.
— Вы не способны на грубую лесть, миссис Браунли. Это отвратительно, когда женщина позволяет себя унижать.
Неужели он хочет сказать, что она ему нравится? Клер с горечью вспомнила, как в десять лет отправила деду письмо, приглашая его на свой день рождения. Она испытала страшное разочарование, так и не получив от него ответа. Мама обняла ее и попыталась утешить. «Я поссорилась с твоим дедом много лет назад, еще до твоего рождения. Но если бы он увидел тебя, дорогая, я уверена, что он полюбил бы тебя так же сильно, как любим тебя мы с папой».
Эти слова врезались в память маленькой девочке. В ее сердце поселилась надежда. С возрастом она избавилась от иллюзий, но сейчас с досадой отметила, что где-то в глубине души надежда помириться с дедом все еще теплится. Несмотря ни на что, ей хотелось услышать от него слова одобрения.
Клер подавила в себе это желание. Маркиз должен заплатить за то, что сделал с папой. И с мамой тоже. Но для начала ей необходимо выпутаться из этой дурацкой ситуации.
— Вы сами подтвердили, что я не способна лгать ради своей выгоды. Я ничего не брала в ваших комнатах.
— Нахальная девчонка. Так легко вы от меня не отделаетесь.
— Ваши экспонаты слишком громоздкие, чтобы я могла их спрятать. Гораздо логичнее было бы украсть драгоценности.
— Вы могли вытащить драгоценный камень из какой-нибудь вещи. Например, вон из того тигра. — Он указал пальцем на медный столик.
— Можете убедиться: оба его глаза на месте, — сказала Клер и неожиданно с любопытством спросила: — А откуда у вас все эти редкости?
— Мне подарил их махараджа из Джайпура в награду за то, что я выследил вора, который рыскал у него во дворце.
Клер удивленно выгнула бровь. Может, он провоцирует ее?
— А почему вы спрятали свои сокровища здесь? Почему бы, не выставить их в парадных комнатах, где ими смогут любоваться и другие люди?
— Потому что это мой личный музей, вот почему. Я не хочу, чтобы они лежали на виду у всех, где их каждый может украсть.
Несмотря на всю свою антипатию к деду, Клер пожалела его. Трудно жить, никому не доверяя.
— Не думаю, чтобы все и каждый стремились завладеть вашим богатством.
— Бедные всегда завидуют богатым и стремятся присвоить их добро. Такова человеческая природа.
— У бедных тоже бывают принципы. Шекспир сказал по этому поводу: «Невинность дороже всякого наследства».
— «Протесты леди столь обильные излишни», — в ответ процитировал лорд Уоррингтон. Он пристально рассматривал Клер, вцепившись пальцами в набалдашник из слоновой кости своей трости. Затем вполголоса добавил, словно размышляя вслух: — Любопытно, еще один вор и тоже цитирует Шекспира.
У Клер замерло сердце, потом забилось еще сильнее. У нее пересохло горло, все тело напряглось. Неужели она себя выдала? Или этот проницательный взгляд усмотрел в ней сходство с Гилбертом Холлибруком?
Нет, Уоррингтон просто блефует, пытаясь понять, не разгадала ли она его тайну. Он напомнил ей паука, который опутывает жертву шелковой паутиной. Но Клер тоже умела играть в кошки-мышки.
Она притворно ахнула:
— Боже милостивый… вы сравниваете меня с Призраком? Он удивленно посмотрел на нее.
— Не обращайте внимания. Это не имеет значения.
— Но я не могу не обращать на это внимания. Мне горько сознавать, что вы так дурно думаете обо мне. Я слышала, этот Холлибрук — ужасный человек…
