Барбара Мецгер - Дуэль
Йен посмотрел на часы, стоявшие на камине, а его матушка начала ворчать насчет того, что обед задерживается. Карсуэлл заявил, что мисс Ренслоу наверняка не придет к обеду, потому что еду ей приносят наверх.
Леди Дороти легонько ударила его веером.
– Здесь нет ничего смешного, мистер Карсуэлл, речь идет о будущем женщины.
– И мужчины тоже, – напомнил Карсуэлл. – Если он женится не на той женщине, он будет жалеть об этом всю жизнь.
Никто не взглянул на Ренсдейла, а тот выпалил:
– Я считаю, что у Мардена есть только один выход – просить ее руки.
Все согласились с ним. Даже дворецкий, наполняя бокалы, кивнул.
Афина поняла, что говорят о ней. Она поняла это еще до того, как подошла к полуоткрытой двери гостиной и услышала, как они анализируют ее будущее и препарируют прошлое. Граф говорил мало – во всяком случае, с того момента, когда она подошла к двери, – и от этого было еще хуже. Ему следовало сказать, что она не погибла, что он не погубил ее, что у них нет никаких обязательств друг перед другом. Он мог бы сказать, что будет очень рад, если она станет его женой. Но он не сказал ничего, кроме того, что мужества ей не занимать и она непременно явится к обеду.
Афина была в смятении. Ей не хотелось входить в эту комнату, обедать с графом и его семьей и лучшим другом – и со своим братом, который желал избавиться от нее. Ей хотелось взбежать по мраморным ступеням наверх и сидеть у постели Троя, который думал, что она – только Эффи, такая же, как всегда, а не подпорченный товар, который нужно завернуть в чистую бумагу перед тем, как вручить его, и не комок пыли, который нужно замести под ковер.
Ей хотелось крикнуть, что она взрослая, а не ребенок, и она не вещь, которую отдает тот, кому она не нужна, тому, кто не хочет ее брать.
Она знала, что они обсуждают неприятную проблему под названием «Афина Ренслоу». Леди Марден произнесла слово «внуки» с нежной улыбкой и еще с более нежной слово «приданое», чем и продемонстрировала, что предпочитает покупать детские вещицы, но жаждет и внуков, и покупок. Потом она перевела разговор на свое ненадежное здоровье, как всегда, сказав, что Марден поступит правильно. Он ведь лорд Марден, у него на плечах голова, а не кочан капусты, как у торговца каперсами, и не может ли кто-нибудь подать ей укрепляющего?
Спартак что-то проговорил насчет того, что его сиятельство – благородный человек, настоящий джентльмен, Афина искренне согласилась с этим, пока не поняла, что подразумевает ее брат под благородством. Спартак говорил не о том, как граф выступает в парламенте за реформы, не о том, как он относится к тем, кто от него зависит, и не о том, как он платит долги. Ее брат подразумевал, что лорд Марден принесет себя в жертву на алтарь приличий.
Даже горничная, приставленная к Афине помогать ей одеваться, говорила о том, как радуется вся прислуга, что мисс Ренслоу останется в Мэддокс-Хаусе.
Афина не радовалась. Афина не собиралась оставаться. Не собиралась выходить за графа. Как смеют все эти люди, начиная с посудомоек и кончая графиней, предполагать, что она примет предложение лорда Мардена, когда в этом нет никакой надобности?!
Она, естественно, откажет ему. Конечно, нельзя не принять предложение, которое тебе еще не сделали. Она не может войти в эту гостиную, заявить, что скорее выйдет за Уигги, который по крайней мере хочет жениться на ней из-за ее приданого и связей, чем за того, кто вообще не хочет на ней жениться. Она оказалась в доме его сиятельства по воле случая, словно глупая корова, забредшая на соседское поле. Это не значит, что он должен оставить ее при себе! Это не значит, что он может оставите ее при себе.
Афине хотелось громко крикнуть об этом. Но она леди, кричать ей не полагается, не полагается топать ногами, повернуться и убежать. Она вздернула подбородок и распахнула дверь. Дверь ударилась о стену – с такой силой Афина ее распахнула, – и все вздрогнули. Бутылка, из которой дворецкий наливал вино, дрогнула у него в руке, и несколько капель упало на панталоны мистера Карсуэлла. Джентльмен выбранился, а леди Дороти упрекнула его за его суетность. Это заставило леди Марден тяжело вздохнуть и заметить, что ее не удивляет, почему ее дочь до сих пор не замужем, ибо ни один мужчина не захочет иметь жену с острым язычком.
Лорд Ренсдейл, который женился, попросту говоря, на мегере, взял у дворецкого бутылку и налил себе вина.
– Кажется, обед подан, мисс Ренслоу, – сказал лорд Марден, подходя к ней и предлагая ей руку.
В этот вечер он выглядел элегантным, подумала она, словно уделил больше внимания своей внешности из-за присутствия матери и сестры, и она не могла не сравнить его с остальными мужчинами. Он был гораздо крупнее, но не только по этой причине ее взгляд устремлялся к нему.
Темно-синий фрак превосходно сидел на его широких плечах, серый, в черную полоску, жилет открывал плоский живот, в отличие от жилета ее брата, который вздувался и с трудом застегивался из-за выступающего живота, или жилета мистера Карсуэлла, вышитого серебряными колибри. И волосы у графа причесаны аккуратнее обычного, только один завиток падает ему на лоб. У Карсуэлла волосы напомажены и лежат на голове неподвижно, а у брата… брат уже начал лысеть.
Лорд Марден был единственным из всех, кто не хмурился, и Афина улыбнулась ему. Он думает, что ей не занимать мужества? Она не станет его разочаровывать. Они все уладят потом. Теперь же с нее было достаточно и того, что он ей улыбнулся в ответ. Он хотя бы не возненавидел ее за то, что она поставила его в неловкое положение. Она не жалела, что провозилась со своими волосами, но она забыла о времени, пытаясь заставить Троя выучить уроки, на тот случай если снова появится мистер Уиггз. Ее горничной удалось только связать их лентой и заколоть при помощи нескольких шпилек, которые еле-еле держались. Она надела свое любимое платье кремового цвета и жемчуг матери, так что не чувствовала себя деревенщиной, какой считала себя.
Леди Марден, сидевшая во главе стола, поведала брату Афины обо всех ощущениях, которые она пережила за время своих беременностей. Леди Дороти и Карсуэлл сидели друг против друга и долго спорили о расширении избирательных прав, о новой книге сэра Вальтера Скотта и – что гораздо уместнее – о собаках и кошках. Они могли бы завести спор даже о том, ночь сейчас или день, подумала Афина, отказавшись от попыток найти тему для разговора, которая не вызвала бы у них разногласий.
Лорд Марден не заводил никаких разговоров и не пытался примирить свою сестру со своим другом. На Афину он не смотрел.
Все были слишком хорошо воспитаны, чтобы обсуждать то единственное, о чем на самом деле думал каждый из них.
