Наталья Павлищева - Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного
Сначала подготовка к походу, потом сам поход, когда приходилось каждый день ждать тяжелых вестей (не из-за побед или поражений, в победе никто не сомневался, а из-за болезни Повелителя), потом смерть и похороны султана, беспокойство с гаремом и обустройством множества женщин и детей, галдящих, строптивых, часто капризных и даже наглых, на время заслонили у Михримах мысли о результатах расследования.
Что делать теперь?
Повелитель умер, она не стала показывать результаты своего расследования перед походом, чтобы не мешать отцу, решила все довести до конца и представить доказательства, когда отец вернется. Не вернулся…
Показать Селиму?
Но один-единственный разговор с братом все поставил на свои места.
– Селим, ты бы был осторожней с Нурбану, слишком она…
Договорить не успела, брат усмехнулся:
– Рвется к власти? Знаю. Но ее власть, Михримах, в отличие от вашей с матерью, дальше гарема не распространяется. Пусть лучше хозяйничает в гареме, чем путается под ногами в Диване. Нурбану знает свое место, а потому куда менее опасна, чем наша с тобой матушка. А делами в Диване займется Мехмед-паша, он не бестолковей твоего мужа, справится.
Михримах смотрела на Селима и понимала, что ничего не скажет, бесполезно.
Оставался его разумный визирь Мехмед-паша, все равно братец перенаправит к нему. Она уже ничему и никому не верила. Мехмед-паша не был замечен ни в каких связях ни с венецианцами, ни с кем-то еще, но он женат на дочери Селима и Нурбану Эсмельхан-султан.
Вообще-то, внучку выдал замуж сам Сулейман, отчаявшись обрести внуков от Мурада, не проявлявшего никакого интереса к девушкам, он женил Мехмеда-пашу Соколлу на Эсмельхан. Конечно, Мехмеду-паше не передашь трон, но хотя бы сделать великим визирем можно, все же родственник.
На Селима надежды никакой, Нурбану попросту враг, а с кем Мехмед-паша? Готов ли он пойти против тещи, только чтобы добиться правды? Зачем она ему, эта правда?
И все же Михримах решила попытаться.
В Топкапы у нее оставался кабинет рядом с материнским, не принимать же многочисленных просителей и того же Мимара Синана в гареме? Там Михримах занималась делами, встречалась с архитектором, выслушивала просьбы, принимала пожертвования… Конечно, их далеко не столько, сколько было при жизни матери – Хуррем Султан.
Отправила евнуха с просьбой к великому визирю прийти в кабинет, чтобы поговорить о не завершенных при прежнем великом визире Семизе Али-паше делах. Просьба не должна вызвать подозрений, кому же, как не великому визирю, закончить начатое своим предшественником.
Соколлу не удивился, но пришел не тотчас – был за городом.
Он смотрел на принцессу и удивлялся их схожести с Хуррем Султан, дочь точно повторила мать не только внешне, но и манерой говорить, и даже знаменитым серебряным голоском, конечно, не таким нежным, какой был у Хуррем Султан, но все же… Наверное, поэтому она была так дорога султану Сулейману.
Дел действительно было немало, о них толково рассказала принцесса. Мехмед-паша быстро разобрался, обещал распорядиться, снова и снова удивляясь этой женщине. Но самое главное она приберегла под конец.
– Мехмед-паша, Семиз Али-паша не завершил расследование отравления Рустема-паши…
Вообще-то, Али-паша вовсе ничего не расследовал, даже не задумывался о причинах смерти предшественника, он был рад оказаться великим визирем, а почему вдруг умер Рустем-паша, преемника волновало мало.
Великий визирь вскинул удивленные глаза на принцессу:
– Михримах-султан, прошло пять лет, неужели расследование до сих пор ведется? И кого вы подозреваете?
Если бы не было последней фразы и легкой напряженности во взгляде Соколлу, Михримах призналась бы в собственном расследовании, но именно напряженное ожидание визиря и тревога в его глазах заставили прикусить язычок.
– Я думала, Али-паша расследовал, он говорил, что сделает это обязательно. Рустем-паша не был столь болен, чтобы вдруг умереть от водянки.
Сказала и требовательно уставилась в глаза Мехмеду-паше. Тот чуть смутился:
– Я был мало знаком с Рустемом-пашой, Михримах Султан, вам видней. Но Али-паша ничего не говорил о расследовании.
Михримах поняла, что почти выдала себя, и поспешила исправить положение. Она горестно вздохнула:
– Значит, обманул, ничего не расследовал…
– Я еще раз посмотрю бумаги, оставшиеся после Али-паши, может, что-то найдется?
Голос все же напряженный, он явно боится самой мысли о расследовании! Пришлось снова вздыхать:
– Не думаю, если за столько лет он ничего не нашел, значит, или не искал, или ничего не было.
Последнюю фразу подбросила нарочно, Соколлу попался на этот крючок, быстро, слишком быстро согласился:
– Наверное, ничего не было, потому Али-паша вам ничего говорить и не стал. Не хочется напоминать о смерти любимого супруга.
– Благодарю вас, паша, за сочувствие. Я осталась совсем одна, у дочери своя семья, у брата, – она развела руками, оглядевшись вокруг, – империя.
– Если что-то понадобится, я всегда помогу.
Михримах улыбнулась, и хотя под яшмаком улыбку не видно, Соколлу, несомненно, уловил ее.
– Еще раз благодарю. Отец знал, кого выбирать в визири для нашего Селима. Простите, все никак не привыкну называть брата Повелителем. Думаю, мне не место в гареме, да и в Стамбуле тоже.
– Почему?
Чуть не сказала, что опасно, но снова выдавила из себя улыбку, на сей раз грустную.
– Я принадлежу прежнему миру, вокруг совсем не осталось тех, кому я помогала и с кем вместе росла. Пожалуй, мне пора в имение, доживать там.
– У вас есть дом в Стамбуле.
– Там одиноко. Но я подумаю. Благодарю вас за заботу об отце и брате. Вы были хорошим помощником султану Сулейману, будьте таковым и у Селима. У вас прекрасная жена Эсмельхан-султан, передавайте ей от меня привет и пожелания счастья, прежде всего материнского, остальное будет.
– Благодарю.
И все равно в глазах осталось легкое недоверие, Мехмед-паша был слегка напряжен. Нет дыма без огня, не бывает меда без пчел, значит, в чем-то замешан – решила Михримах, но желания снова раскапывать прошлое уже не осталось. Она знала одно: жаловаться и просить покарать убийц своего мужа ни султана, ни великого визиря, ни кого бы то ни было другого не будет, справится сама. Главное – она знает, кто виноват, а желающих за звонкую монету привести ее приговор в исполнение найдется немало.
Конечно, заказчики останутся безнаказанными, но Михримах и не надеялась покарать их.
Прошло не так много времени, и однажды утром два человека в разных районах огромного Стамбула были найдены с перерезанным горлом. Мало того, у обоих на груди приколоты записки: «Знаешь за что».
