Кэтрин Коултер - Песня огня
— Я — твой муж, — резко повторил Грэлэм. Она не ответила, и он продолжал гладить ее спину.
— Видишь, — сказала наконец Кассия, приподнимаясь на локте, — я ведь недавно стала женщиной. У нас гостил граф из Фландрии, который увидел меня при дворе Шарля де Марсэ, когда мне было пятнадцать, и попросил моей руки. Итта сказала отцу, что мне следует дать больше времени. Он был огорчен, что я не сказала об этом сама. Но мне было просто стыдно. .
Она снова зарылась лицом в его грудь.
— Что же случилось с графом? — спросил Грэлэм.
— Мы вернулись в Бельтер, и я старалась изо всех сил доказать отцу, что я ему необходима и что он не может без меня обойтись. И он забыл о графе.
— А ты станешь столь же необходимой мне?
— Конечно, — ответила Кассия, и плутоватая улыбка тронула ее губы. — Разве ваше вино уже не стало лучше?
В темноте Грэлэм улыбнулся. Он приложил все усилия к тому, чтобы его рассудок убедил тело, все еще отчаянно жаждавшее обладания ею, что следует подождать следующего дня.
— Возможно, нам стоит поиграть сегодня ночью в шахматы, — сказал он.
Войдя в свою спальню, де Моретон не мог скрыть раздражения. Он беспокоился о Демоне, все еще страдавшем от опухоли под коленом. К тому же Нэн, почему-то все время оказывавшаяся рядом, постоянно старалась прижаться к нему; в глазах ее он читал приглашение в ее постель. Больше всего его рассердило то, что его тело мгновенно откликалось на это приглашение. А тут еще Бланш, опечаленная и жаждавшая утешиться у него на плече.
Рыцарь вздохнул и принял гордую, прямую осанку. Кассия была занята шитьем и настолько в него погружена, что даже не слышала, как вошел ее муж. Он подошел к ней ближе, и при виде ее старания на губах его против воли появилась улыбка. Но когда взгляд Грэлэма упал на шитье, улыбка истаяла и полностью исчезла с его лица. Это был на редкость красивый отрез бархата цвета бургундского вина, который он привез из Генуи.
— Что ты делаешь?
Кассия вздрогнула, испуганная его внезапным появлением, и, не рассчитав, вонзила иголку в подушечку большого пальца.
— О! — воскликнула она и быстро слизнула каплю крови, пока та не упала на прекрасную ткань.
— Ты не ответила, — сказал Грэлэм, указывая на бархат на ее коленях, — что ты с этим делаешь?
— Я предпочла бы, чтобы вы не входили так неожиданно, милорд! Вы застали меня врасплох!
Кассия робко улыбнулась мужу, но он продолжал хмуриться, и улыбка ее погасла.
— Не помню, чтобы я давал тебе разрешение копаться в моих сундуках и распоряжаться моими вещами.
Кассия по своей привычке склонила головку на плечо, но на этот раз ее бессознательный и милый жест его не позабавил.
— Ну? — добивался он ответа.
— Мне не пришло в голову, милорд, что вас огорчит то, что я взяла бархат. Это прекрасная ткань, и я подумала…
— Что мое — то мое, — холодно сказал де Моретон. — Если вы пожелали сшить себе новое платье, вам следовало спросить меня.
— Я думала, — начала Кассия снова, чуть вздергивая подбородок, — что я имею право на то, что принадлежит вам, как и вы владеете тем, что принадлежит мне.
— Ваш отец, — голос Грэлэма зазвучал еще холоднее, — оказал мне медвежью услугу. Что ваше — то мое, миледи, а что мое, то остается моим.
— Едва ли это справедливо! — вспыхнула Кассия, не в силах сдержаться.
— Божья матерь! — проворчал Грэлэм. — И все только потому, что я разрешил вам поиграть в хозяйку замка Вулфтон…
— Поиграть! — Кассия вскочила на ноги, драгоценный бархат упал на пол к ее ногам.
— Не перебивайте меня в другой раз, миледи. Поднимите ткань. Я не хочу, чтобы она запачкалась. И выдерните нитки, распорите свои стежки.
Она молча смотрела на него, настолько возмущенная, что не находила слов. Все, что он испытывал к ней с момента ее прибытия, было мгновенно забыто.
— Милорд, — Кассия наконец обрела голос, дрожь которого скрыть ей было не под силу, — вы что-то собирались сделать с этим бархатом?
Теперь наступила очередь Грэлэма воззриться на свою жену. Конечно, он повел себя как дурак, размышлял Грэлэм. Не следовало проявлять к ней подобную снисходительность. Бедная Бланш! Кассия была к ней так недоброжелательна, что Бланш пришла в отчаяние и так горько рыдала, жалуясь ему. Он скрипнул зубами.
— Поднимите бархат, — приказал он, — и чтобы больше мне не сообщали о вашем ядовитом языке.
Итта, стоявшая неподвижно и безмолвно как памятник за дверью спальни, слушала его речь со все возрастающим страхом. Ее нежная госпожа редко позволяла себе говорить гневно с кем бы то ни было. Она ринулась в открытую дверь, но в этот момент Кассия, уже слишком разгневанная, чтобы помнить о своем страхе, крикнула:
— Нет!
— Моя малютка! — Итта бросилась к своей госпоже. — Ты ведь почти закончила шить камзол для милорда? Он ему так понравится… О, простите, милорд! Я… это все моя старость. Я вас не разглядела!
Грэлэм резко остановился. Глаза его, побелевшие от гнева, впились в бесхитростное лицо няньки. Потом он круто повернулся к жене, медленно наклонился, сам поднял бархат и расправил его. Он смотрел на искусно сделанные женой стежки, водя пальцами по всей ширине ткани, и чувствовал себя невероятным глупцом. Не поднимая головы, рыцарь сказал, обращаясь к Итте:
— Выйди, Итта!
Итта, сжимая в руках четки, попятилась из спальни, моля Бога о том, чтобы ее попытка спасти свою госпожу увенчалась успехом.
— Так, значит, это одежда для меня? — спросил Грэлэм.
— Да. Вы такой большой, и все ваши рубашки и камзолы изношены и плохо на вас сидят. Я хотела, чтобы вы одевались достойно вашего положения.
Несколько минут Грэлэм молча смотрел на жену, пытаясь справиться с охватившим его чувством вины.
— В будущем потрудитесь спрашивать меня, — сказал он, бросая ткань ей на колени. — И, миледи, отвечайте мне сразу, когда я задаю вам вопрос.
С каменным выражением лица Грэлэм повернулся и вышел из спальни, оставив Кассию заливаться слезами, яростно втыкая иглу в ткань. По размышлении она пришла к выводу, что ей следовало бы сразу сказать, для кого эта одежда. Но как он посмел так обойтись с ней! Ядовитый язык. Взглянув на свою работу, она заметила, что сделала несколько неуклюжих стежков, и тотчас же выдернула нитку, обратив на ни в чем не повинную материю всю свою ярость.
Глава 15
Грэлэм стоял на крепостной стене и смотрел на подступавшие с востока волны зеленых холмов. Он пытался сосредоточиться на представленных ему Блаунтом делах, требовавших его решения: двое крестьян желали взять в жены одну и ту же девушку, другие двое затеяли тяжбу из-за права распоряжаться свиньей. Еще беззубый старик пытался продать Грэлэму свою дочь. Но все было не то.
