Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Постойте! – прервала горячий спор Снефрид. – Если им сказал их бог, их привела сюда воля богов. Надо позволить им войти. Небольшим числом. Пусть попросят… может, им явится…
Она вообразила Фрейю – какой видела ее сне, – выходящей из-за берез. Может такое быть? Отчего же нет, но если Фрейя не приснилась кому-то из этих людей, а послала их сюда… скорее всего, боги хотят, чтобы они увиделись именно со Снефрид.
– Вот что! – Хлёдвир воззрился на Снефрид. Он сердито косился на Лейви, но более важная мысль отвлекала его внимание. – Ступай обратно на поляну и спрячься за жертвенником. Когда они придут – покажешься и спросишь, чего они желают. Дашь им какой-нибудь совет, пообещаешь помощь. Ты женщина находчивая, справишься. И пусть убираются восвояси.
– Я, конечно, не думаю, что кто-то из мужчин собирается прикрыться женщиной… – начал неугомонный Лейви.
– Тише! – Снефрид подняла руку, пока он не уточнил «мужчин, которым случалось рожать».
– Ты, видно, мало знаешь, на что способна твоя госпожа! – насмешливо ответил Лейви Хлёдвир. – Я-то знаю! Бояться за нее нечего – она может постоять за себя и против мужчины. Но если вы все решите драться с ними, я не стану прятаться в последних рядах!
– Драться мы не можем, у нас почти нет оружия, – напомнил Асвард и показал пустые руки; у него имелся только длинный нож на поясе, которым он резал барана. – А у них все есть – копья, луки, топоры и мечи. Может быть, Снефрид… если ты не боишься… ты бы поговорила с ними?
– С мертвецом Сэмундом на хёрге ты же не боялась разговаривать! – напомнил Кетиль, посмеиваясь, и Снефрид мельком подумала: это он так одобряет ее смелость или знает, что там был за мертвец?
– Я поговорю с ними… если я и правда та, кого они хотят видеть.
– А ты сама как думаешь? – Асвард прищурился.
– Я не знаю! Я не Фрейя… но… – Снефрид мельком вспомнила, как спорила с самой норной Урд, чувствуя себя вправе приказывать и грозить ей. – Но иногда она… бывает очень близко ко мне.
– Ну уж если госпожа умеет оживлять умерших женщин, без Фрейи тут верно не обошлось, – вставил Сигфус: старая Сигга вбила ему в голову, будто Катла успела скончаться и похолодеть, прежде чем чары Снефрид вновь вдохнули в нее жизнь.
– Тогда иди! – воскликнул Хлёдвир. – А уж как Фрейя пожелает им явиться, с тобой или без тебя, ей виднее!
Он выглядел воодушевленным, его глаза блестели – такая проделка была в его вкусе.
– А если бы я отказалась – ты бы согласился надеть мое платье и сам выступить богиней? – шепнула она Хлёдвиру, когда он увлекал ее по тропе назад к поляне. – У тебя и волосы почти… – она хотела сказать «почти как у женщины», но вовремя поправилась: – Почти золотые.
– Я подумал бы! – с важностью ответил Хлёдвир.
А Снефрид поняла: согласился бы. Ему бы понравилось так одурачить незнакомцев. А бороду прикрыть цветами…
– Но мы будем возле нее! – услышала она за спиной настойчивый голос Лейви.
На поляне все было по-прежнему: два ворона сидели на жертвеннике и клевали баранью голову. При виде вернувшихся людей они вспорхнули на ветки, но не улетели. Снефрид обошла жертвенник и присела позади него на землю – он был высотой в половину человеческого роста, и она свободно могла за ним укрыться. Земля вокруг нее была усеяна мелкими камнями и косточками. Снефрид задрала голову: оба ворона, свесившись с берез, с любопытством таращили на нее две пары глаз – черных и голубых. От всего этого у нее кружилась голова: она уже не сомневалась, что появление эйстов – шутка Одина, и два ворона служили подтверждением его участия. А уж если бог захочет пошутить с тобою – нет смысла пятиться, можно лишь постараться достойнее пройти через это испытание.
Вот послышался шум шагов на тропе – бо́льшего количества ног, чем недавно уходило отсюда. Снефрид сидела, затаив дыхание и в самом деле чувствуя себя невидимым духом. Только бы во́роны ее не выдали!
– Нет, нет, пусть они не подходят близко! – раздался властный голос Хлёдвира, который, как видно, взялся распоряжаться всем священнодействием. Его изобретательность, находчивость и дерзость сейчас оказались очень кстати. – Скажи им, пусть стоят вон там, к жертвеннику не подходят! Пока боги не дадут знак! Иначе, скажи, Тор поразит их молнией!
Запинающийся голос Сигфуса заговорил на непонятном языке. Шум шагов стих у края поляны.
– Пусть обратятся к богине с просьбой, но ты переводи! – снова распорядился Хлёдвир. – А это что?
Заговорил другой голос – немолодой, видимо, это был тот старик, которого Снефрид видела с опушки. Слова он выговаривал странно, и речь его текла медленно, но была довольно внятной.
– Это бубен Укко-Старика, – услышала Снефрид, и у нее опять екнуло сердце. – Он служит для растворения ворот небесного жилища Укко и его детей.
Раздался негромкий гулкий удар. От этого звука Снефрид пробрала дрожь: он будто царапал покровы тела, подбираясь к душе.
– О прекрасная Рауни, супруга Укко-Старика, сестра луны и солнца, подруга звезд, увенчанная зарей! – заговорил тот же немолодой голос сразу на северном языке. – К тебе взываем мы, к небесному дому Укко на вершине дуба Тары, в жилище сыновей Викера! Луна стоит у тебя перед домом, солнце – над домом и береза белая – на пороге дома. Нету среди жен более любимой, с тех пор как создан был мир прекрасный, с тех пор как создано было небо, как усеяли его звезды и покрыли облака. Мы, дети твои, Тууле-поэг, сыны Ветра, зовем тебя к нам на помощь. Приди, чтобы дни веселья не закончились, цветы счастья не исчезли с лугов и пашен среди цветущего лета!
Эта мольба сопровождалась теми же гулкими ударами, и Снефрид не могла не признать, что в руках неведомого заклинателя – могучее орудие. Эти удары, хоть и негромкие, отдавались в ее костях и крови, пробуждая уже не раз пережитое чувство, будто в ней живет некто намного больше ее самой.
Ворон у нее над головой негромко каркнул, и Снефрид удивительным образом поняла его.
«Иди!» – сказал он ей.
Она привстала, развернулась, выпрямилась и вышла из-за жертвенника.
Донесся ропот нескольких голосов. Снефрид обошла жертвенник и села на крайний камень – иначе ей было бы трудно от волнения держаться на ногах.
Прямо перед собой, на расстоянии шагов в пять, она увидела троих. В середине стоял тот длинноволосый старик, а в руках у него был огромный бубен и
