Дебора Мартин - Пиратская принцесса
Этот ответ, кажется, доставил удовольствие тете Юджине. Заключив Камиллу в объятия, она забормотала:
— Что ты, что ты, главное — чтобы ты была счастлива. Я так надеялась, что в один прекрасный день у тебя появится собственная семья. Ты ведь станешь прекрасной женой и матерью, вот увидишь. Это будет замечательно. Вы с Дезире будете замужем, а я буду давать вам советы, как растить детей…
Еще раз крепко обняв ее, тетя отстранилась.
— Ох, я болтаю и болтаю, а тебе не терпится убежать, — она смахнула слезу со щеки. — Давай, поторопись, чтобы вернуться вовремя.
Камилла выскочила на улицу. Но, торопливо шагая по мостовой, она не могла выкинуть из головы слов, сказанных тетей. Ни разу не задумалась Камилла о детях. А ведь замужество, конечно, предполагает детей. У нее будет ребенок. Не чей-нибудь, а ее собственный!
Эта мысль мгновенно затмила все ее «но». Ей всегда нравилось помогать тете Юджине с детьми. И теперь у нее будет собственный маленький ангелок, и она будет его укачивать, и кормить, и рассказывать сказки…
Она затаила дыхание, свернув на улицу Сант-Петер. А Саймон? Что он думает о детях? Будет ли ему приятно сажать ребенка на колени? Или он, вроде дяди Августа, бросит их на ее попечение, пока они не повырастают и не начнут вести себя как взрослые люди? Тогда он начнет распоряжаться их судьбами, не интересуясь ее мнением.
Дойдя до магазина, она помедлила, глядя на закрытые ставни второго этажа, где жил дядя. А как ее дети — их дети — отнесутся к тому, что их отец связан с каперством? Одно дело, что их мать провела детство среди пиратов — ведь у нее не было выбора, и совсем другое — иметь отца, который сам, по своей воле, замешан в темные дела.
Сердце у нее упало. Она не хотела, чтобы ее ребенок прошел через те ужасы, которые выпали на ее долю. А что, если Саймона арестуют, когда он предоставит свой дом людям дяди Жака? Пресвятая Дева Мария! Да ведь это будет и ее дом! Она будет в этом замешана, и дети ее — тоже! Ей вновь придется жить жизнью, от которой она с таким трудом избавилась.
Но потом лицо ее просветлело. Может быть, если дядя Жак поймет ее, он сам прекратит свои дела с Саймоном. Да, вот это было бы отлично. Это решит все проблемы. Она поговорит об этом с дядей Жаком. Он знает, что делать.
Почувствовав некоторое облегчение, она постучала в дверь. Ответа не последовало. Ведь дяди Жака может и не быть дома. Он может сейчас плавать в море или совершать рейс в дельте реки. И все же она снова постучалась, теперь чуть громче, и была вознаграждена за настойчивость. Ставни над дверями магазина распахнулись, и дядя высунул голову в окно.
Он хмурился и бормотал проклятия. Но, увидев, кто его беспокоит, широко улыбнулся.
— Камилла, девочка моя! Что ты здесь делаешь в такой немыслимо ранний час?
Как всегда, при виде его в душе Камиллы потеплело. Не важно, какие слухи о нем ходили, передаваемые устами недоброжелателей, она не могла думать о нем дурно.
— Я должна поговорить с тобой, дядя Жак.
— Ну, конечно, конечно, я сейчас. Только оденусь и спущусь. Погоди минутку.
Камилла развязала тесемки плаща и оглядела утреннюю улицу. Погода в Новом Орлеане была, как всегда, непредсказуемой. Неделю назад стоял жуткий мороз, а нынче вот сырой, теплый туман, так что выходить без плаща еще прохладно, а в плаще жарко.
Как раз в такой туманный день погибли ее родители. Из-за сырого тумана, поднимавшегося с болот, она так отчетливо слышала выстрелы и звон шпаг, будто находилась в самом центре событий. И когда она наконец выбралась к лагерю Баратария, туман и дым сгустились в сплошное облако, и облако это пахло смертью. Английские пираты уже ушли, но в лагере не было тихо: слышался треск догоравших пожаров и стоны умирающих. Этого она никогда не забудет.
Она не допустит, чтобы ее дети увидели когда-нибудь такую картину. Никогда!
Дверь распахнулась, и на пороге возник дядя Жак. На подбородке у него темнела щетина, а одежда была наспех застегнута. Но она всегда была рада видеть его. Обрадовалась она и в тот раз, когда он вошел в лагерь и обнаружил ее, скорчившуюся в рыданиях возле мертвых родителей.
— Камелия моя душистая, — назвал он ее давним прозвищем, которое сам придумал. Он вышел на улицу и крепко обнял ее.
Она прильнула к нему, чувствуя себя снова маленькой девочкой. Многие годы он заменял ей отца, был для нее ближайшим другом. Дядя Август никогда не был с ней так близок, да, впрочем, и не стремился к этому. Но дядя Жак во многом был похож на отца, поэтому она и чувствовала себя почти его дочерью.
Дочерью, которая постоянно тревожилась за него.
Чувствуя комок в горле, она с удовольствием вдыхала запах дыма старых сигар, который витал вокруг него. Он, кажется, понял, что она расстроена, поэтому просто похлопывал ее по спине, ничего не говоря.
— Ах, дитя мое, — наконец забормотал он ей в ухо, — сколько воды утекло с тех пор, как мы виделись последний раз. Дай-ка налюбоваться на мою красавицу племяшку.
Он отодвинул ее от себя и оглядел с ног до головы.
— Какая же ты красотка! — гордо сказал он, и краска бросилась ей в лицо. — С каждым разом, как тебя вижу, ты становишься все краше и краше. Ты, наверное, разбила сердца всех молодых людей в нашем городке, а?
Эти слова напомнили ей о причине прихода. Пряча глаза, она сказала:
— Вообще-то, я… я пришла сообщить, что помолвлена.
— Помолвлена? — он насторожился. — И когда это ты успела?
— Вчера вечером.
— И кто же этот счастливчик? Она огляделась.
— Может, лучше в доме поговорим?
— Разумеется, разумеется, — забормотал он, внезапно сообразив, что все это время они стояли на улице. — Входи. Я приготовлю кофе, а ты мне все расскажешь о своем молодом человеке.
Она вошла и оглядела стены, увешанные рядами пистолетов и ружей. С одной стороны небольшой комнатушки стоял стол, за которым в тот памятный день разговаривали Саймон и дядя Жак. За ним — пузатая печка.
Дядя разжигал огонь, а она ломала голову, как же ему все рассказать.
— Ну выкладывай, — сказал он, беря кофемолку и насыпая в нее кофейные зерна. — Я хочу знать все об этой помолвке, но сперва скажи, кто твой жених.
— Ну, я думаю… ты с ним знаком, — она почти решила сказать дяде Жаку все как есть, кроме, конечно, того, что касалось Дезире.
— Знаком с ним? — забеспокоился дядя.
— Да, его зовут Саймон Вудвард. Он майор американской армии.
Дядя хотел налить воды, но так и замер, услышав это имя. Когда он встретился с ней взглядом, глаза его ничего не выражали.
— Да, я слышал об этом человеке.
— Нет, — жестко сказала она. — Ты его знаешь. И у вас с ним какие-то общие дела.
Он отставил кувшин с водой и подошел к ней вплотную.