Виктория Холт - Обольститель
Он не подозревал, что в этот момент мальчишка выбирался из Дауэра, чтобы поплыть на остров Ил-Пай к своей любовнице.
Король заболел. В мгновения кризиса его голова всегда раскалывалась от сотен мыслей и идей, которые он не всегда мог до конца понять. Какой кризис! Настоящее кровопролитие. Бессмысленный погром, учиненный толпой кровожадных, темных мужчин и женщин, вряд ли понимавших, за что они дерутся. В бесчинствах участвовали не сами члены Союза протестантов, а сброд, присутствовавший в любом большом городе — нищие, воры, проститутки. Подобные события являлись просветом в их убогой и безрадостной жизни. Король понимал это; он должен, положить конец мятежу. Но он не допустит, чтобы принц Уэльский рисковал жизнью в Лондоне.
Король знал, что его могли убить, когда он ходил среди солдат, охранявших дворец. Такую возможность нельзя исключать. Он помнил о событии, происшедшем более года тому назад; выходя из кареты у задней лестницы дворца Сент-Джеймс, он подвергся нападению женщины. Тогда он не испугался. Он никогда не испытывал страх в таких обстоятельствах. Он не боялся появляться среди солдат. Однако существовали вещи, которых он боялся — потеря колоний, финансовые затруднения, раздоры в правительстве, пороки его братьев и сыновей, голоса в голове. Только не внезапной смерти, которая могла постигнуть короля с большей вероятностью, чем любого из его подданных. Та женщина? Он мягко поговорил с ней. Он был всегда добр со своими бедными подданными, видел в них детей, нуждавшихся в опеке. «Чего ты хочешь, моя добрая сударыня?» — спросил он ее. Он никогда не забудет безумие и пустоту ее глаз. «Я — королева Бек,— ответила она.— Убирайся с трона. Он — мой». Несчастное создание! «Не наказывайте ее,— распорядился он.— Она безумна». Ему страстно хотелось защитить сумасшедшую от жестокости своих подданных. Это напоминало желание защитить квакеров. Возможно, поэтому он одобрил указ о свободе вероисповедания. Религиозная терпимость! Ханна всегда желала этого для ее Общества друзей.
Но сейчас не время размышлять о прошлом. Требовались действия. Мятеж необходимо пресечь. В противном случае он может стать прелюдией к гражданской войне. Войне между католиками и протестантами. Этого не должно случиться. Он хотел, чтобы Англию считали страной религиозной терпимости.
Он вызвал к себе Норта и сказал ему, что надо немедленно положить конец бесчинствам.
— Мы должны призвать к порядку мятежников, пока не произошли новые несчастья,— заявил Георг Третий.
Лорд Норт согласился с этим, но он был напуган.
Георг сам колебался; он знал, что остановить мятеж можно, лишь вызвав войска и введя чрезвычайное положение. Только он один мог принять столь важное решение. Только он мог приказать армии стрелять в его подданных.
Бессонная ночь. Он расхаживал взад и вперед по комнате. Голоса в его голове молчали. Короля мучила лишь одна проблема. Он забыл о своем беспокойстве по поводу принца Уэльского. Он помнил лишь о том, что должен остановить мятеж, организованный Гордоном.
Бунтари двигались к Английскому банку. Нельзя позволить им разрушить его, как тюрьму Ньюгейт.
Король отдал приказ. Войска начали действовать. Несколько сотен людей погибли, но гордоновский мятеж прекратился.
***Подавив волнения, король с удивлением обнаружил, что подданные готовы вернуть ему немного своей любви, которую он давно утратил. Приказ открыть огонь по толпе получил одобрение, потому что войскам удалось разогнать громил и положить конец беспорядкам.
Георг почувствовал себя сильным. Он был тем королем, каким его постоянно призывала стать мать. У него не было волевого человека, который мог бы руководить им. Уильям Питт умер; сыну Георгу еще предстояло проявить себя. Гренвилль и Графтон не обладали властью. Когда король сел на трон, возле него постоянно находился лорд Бьют; без него Георг Третий не чувствовал себя в безопасности; мать давала ему советы относительно любого его шага. Теперь у короля остался только лорд Норт; их дружба была прочной, но король не ждал большого блеска от Норта — только верности.
Поэтому он будет править один, самостоятельно принимать решения; он поступил так во время гордоновского мятежа и добился успеха. Он радовался этому. Он будет работать лучше в одиночестве.
— Терпеть не могу окружающих меня болтунов,— произнес он вслух.— Я выстою один. Покажу им, что я — их король.
С таким настроением он отправился в Кью подышать свежим воздухом, насладиться покоем и тишиной.
Шарлотта обрадовалась его появлению; ее беременность была заметна. Он поведал ей о мятеже — теперь, когда он закончился, она не могла вмешаться.
Он сидел с детьми и рассказывал им о случившемся. Он повел себя решительно; малышам полезно знать, как надо поступать.
Он посадил юную Марию на колено и посмотрел на розовые лица, большие глаза, тяжелые подбородки — все они были похожи друг на друга и на него самого. Он объяснил, как он пришел к своему решению с помощью молитв и раздумий. Им следует решать свои проблемы таким же образом.
Королева заявила, что лорд Георг Гордон, несомненно, сумасшедший; она считала, что безумцев нельзя винить в их поступках.
— Ваше Величество помнит, как мы ехали через Ричмонд в открытой карете... сразу после рождения Уильяма...
Пятнадцатилетний Уильям при упоминании своего имени обрадовался.— А Шарлотта...— королева улыбнулась четырнадцатилетней дочери,— только собиралась появиться на свет.
Она помнила все даты по рождению детей.
— Да, мы ехали через Ричмонд, ваш папа и я, когда на нас начали кричать мужчина и женщина. И затем... женщина бросила в меня что-то. Этот предмет упал мне на колени. Что, по-вашему, это было?
— Нож! — крикнул Уильям.
— Цветы,— выпалила десятилетняя Элизабет. Семилетний Август начал задыхаться и попытался скрыть это. Он не хотел, чтобы его побили за то, что он не может дышать — король считал трость лучшим средством от астмы.
— Оба ошиблись,— заявила королева.— Это была ее туфля. Она сняла ее, чтобы бросить в меня.
— Разве это не подло? — спросил Уильям.
— Это был дурной поступок, но папа проявил доброту и сказал, что наказания не последует. Ее могли приговорить к смерти.
Уильям свистнул.
— Пожалуйста, не делай этого,— сказала королева.— Ты не мальчик с конюшни.
Король нахмурился, и Уильям немедленно попытался стать незаметным. Он не хотел, чтобы его приговорили к порке. Королева также этого не желала, поэтому она тотчас начала рассказывать другую историю, которая должна была понравиться королю.
