Джуди Кэролайн - Ральф де Брикассар
— Но у меня нет комнаты для гостей, — сказала Вирджиния.
Кузина Джорджина пришла в ужас. Дом без комнаты для гостей казался ей невероятным.
— Но я найду, где постелить вышивку, — сказала Вирджиния, целуя родственницу. — Я так рада иметь такую вышивку. Я постелю ее на своей кровати. Все покрывала Ральфа пришли в полную негодность.
— Не понимаю, как ты можешь жить в таком отдалении, — вздохнула кузина Джорджина, — так далеко от мира.
— Разве это далеко! — засмеялась Вирджиния. Но было бесполезно что-то объяснять кузине Джорджине. — Это так замечательно, — все-таки сказала она. — Так чудесно жить в некотором отдалении от мира.
— И ты в самом деле счастлива, дорогая? — спросила удивленно кузина Джорджина.
— Да, очень, — искренне призналась Вирджиния с сияющими глазами.
— Но замужество — такая серьезная штука, — вздохнула кузина Джорджина.
— Может быть, если оно будет тянуться долго, — согласилась Вирджиния.
Кузина Джорджина не совсем поняла эти слова молодой родственницы. Но они взволновали женщину, и, лежа ночью без сна, она раздумывала, что же подразумевала Вирджиния.
Вирджиния любила свой Голубой Замок и была полностью им удовлетворена. В большой гостиной было три окна, которые давали возможность обозревать озеро во всех видах. Одно окно в конце комнаты было в углублении. Его рама попала сюда, как объяснил Ральф, когда продавалась старая церковка за холмами и Том Гарднер купил эту раму. Окно было обращено на запад, и когда солнечные лучи устремлялись в него, Вирджиния становилась на колени, молясь, как будто перед церковным алтарем. Молодая луна всегда заглядывала в это окно, низкая сосенка склонилась в него, а по ночам в нем светилась серебром блистающая поверхность озера.
На другой стороне комнаты находился камин. Никакой газовой имитации, настоящий камин, куда клали совершенно настоящие поленья. Перед камином на полу шкура гималайского медведя, а кроме того, огромная красная софа времен Тома Гарднера. Уродство софы скрывал серебристый мех волчьих шкур. А подушки Вирджинии сделали ее веселой и удобной. В углу тикали красивые, высокие, ленивые старые часы — очень правильные часы. Часы, которые не торопят время, а тикают размеренно, не спеша. Это были очень забавные старые часы. Толстые дородные, с нарисованным на них круглым человеческим лицом стрелки выходили из его носа, и часы шли вокруг этого лица.
Был еще большой застекленный шкаф с чучелами сов и головами оленей, изготовленных еще Томом Гарднером. Несколько удобных старых стульев, которые сами просили сесть на них. Маленький стульчик с подушечкой предназначался исключительно для Банджо. Если на него садился кто-то другой, кот смотрел на того огромными глазами цвета топаза с черными крапинками. У Банджо была любимая привычка свеситься через спинку стула и пытаться поймать свой хвост, нервничая от того, что хвост не ловился. А когда Банджо все-таки ловил его, то принимался с остервенением кусать хвост, пронзительно мяукая от боли. Ральф и Вирджиния смеялись над котом до икоты. Но Везучего они любили больше всего. Они оба пришли к выводу, что Везучий — любимый кот и любовь к нему доходит почти до наваждения.
На одной из стен висели грубые самодельные полки, заполненные книгами, а между этими двумя стенами висело старое зеркало в поблекшей оправе с толстыми купидонами, резвящимися на панели над стеклом. Вирджиния считала, что это зеркало пришло к ним из сказки, в него однажды посмотрелась Венера, поэтому оно делало красивой любую женщину, которая в него смотрела. Вирджиния считала себя почти красивой, когда смотрелась в это зеркало. Но она и в самом деле удивительно похорошела, может быть, потому, что коротко обстригла волосы.
Это случилось еще до того, как короткие волосы вошли в моду, и поэтому все считали их последствием болезни, мало того — перенесенного тифа. Когда миссис Джексон услышала еще и об этом поступке дочери, она окончательно решила стереть ее имя из семейной Библии. Волосы Вирджинии подстригал Ральф, он сделал ей каре сзади на шее, а на лбу оставил короткую челку. Это придало необыкновенную выразительность треугольному лицу Вирджинии. Даже нос перестал раздражать девушку. Глаза ее горели, желтая кожа стала сейчас цвета слоновой кости. Старая семейная шутка превратилась в реальность, Вирджиния растолстела, по крайней мере она больше не была худой. Вирджинии и не нужно было быть красавицей, она обладала той привлекательностью, которая больше всего подходила к лесной жизни — эльф, фея, привлекательная, соблазнительная.
Сердце мало тревожило Вирджинию. Когда ощущалось начало приступа, женщина легко снимала его таблетками, выписанными доктором Стинером. Один очень сильный приступ случился, когда у нее однажды не оказалось таблеток. Тот приступ был очень сильным. За все время Вирджиния впервые подумала, что смерть может настичь ее в любой момент, совершенно неожиданно. А во все остальное время она просто не позволяла себе думать о смерти.
33
Вирджиния не бездельничала, но и не работала до изнеможения. Работы было и в самом деле немного. Она готовила еду на керогазе, демонстрируя все свои хозяйственные умения и навыки. Ели они почти всегда на веранде, любуясь озером. Перед ними лежало озеро Саурес, как сцена какой-то сказки из древних времен. Ральф через стол улыбался Вирджинии своей загадочной улыбкой.
— Что за вид выбрал старый Том, когда он строил свою хижину! — говорил Ральф ликующе.
Ужин был для них настоящим священнодействием. С ними почти всегда был слабый шум ветра, а необыкновенные краски озера, величественные или потусторонние из-за переменчивых облаков, представляли собой нечто, что нельзя описать простыми словами. И тени. Они группами гнездились в соснах, пока ветер не растрясет их и не прогонит на озеро. Тени папоротников и диких цветов лежали целыми днями на побережье. Они росли в лучах заходящего солнца, пока сумерки не поглощали их, скрывая под покрывалом ночи.
Кошки с их умными невинными мордочками играли в это время на веранде, подбирая лакомые кусочки, которые Ральф кидал им. А как все было вкусно! Вирджиния, наслаждаясь прелестями озера, никогда не забывала, что у мужчин главное — желудок. Ральф не уставал хвалить ее кулинарные способности.
— Ведь я, — признался он, — практически никогда не готовил для себя, обходился двумя или тремя дюжинами вареных вкрутую яиц и съедал их сразу несколько, когда проголодаюсь, ну и еще, когда есть, ломтик бекона и чашку чая.
Вирджиния вылила остатки чая вековой давности из старого заварочного чайника, когда приступила к хозяйству. У Ральфа даже не было посуды, только отдельные, не подходящие друг к другу предметы и старый, большой, растрескавшийся дорогой кувшин.
