Джейн Фэйзер - Фиалка

Очень осторожно она раздвинула ноги, и на фоне тусклого блеска загорелся яркий огонь алмазов.

— Ты… ты… — у него не хватало слов.

Он смотрел сверху вниз, туда, где алмазы поблескивали заманчиво и лукаво, посылая приглашение.

Джулиан встал на колени рядом с постелью и осторожно смахнул монеты с ее грудей, прикасаясь к ним кончиками пальцев и обнажая нежные бледные округлости. Он наклонил голову и коснулся языком ее приподнятых сосков, ощутив теплую сладость ее кожи со слабым металлическим привкусом золота.

Тэмсин лежала неподвижно и молча, и он освобождал ее тело от золотого покрова медленно, снимая монету за монетой и складывая их кучками на полу возле своих ног. Так он обнажал ее кожу, участок за участком, и на каждом его губы оставляли влажную печать.

Лежать неподвижно становилось все трудней. Она-то думала, что он в порыве страсти смахнет с ее тела все монеты разом, опьяненный гневом и желанием. Но это восхитительно медленное действие заставляло каждый ее нерв трепетать и посылало волну тепла, приливавшего к коже каждый раз, когда ее обжигали его пламенные поцелуи, и кровь бешено мчалась по ее венам.

Он не тронул изумруд в углублении ее пупка, продолжая обнажать живот, а его язык оставлял огненный след на ее влажной коже. Медленно он открывал ее бедра, икры, ступни, поцеловал каждый маленький розовый пальчик, пока она наконец не застонала, выражая не вполне искренний протест против щекотки.

Джулиан смотрел на ее распростертое тело. Из темноты ему подмигивали алмазы.

— Волшебница, — сказал он тихо. За долгие минуты это было первое произнесенное вслух слово в маленькой, сплошь заваленной драгоценностями комнате.

Он поднялся с колен, и она повернула голову, чтобы увидеть, как он наклонился над одной из шкатулок, перебирая камни, выбирая и откладывая.

Он повернулся к кровати, держа в руках пригоршню ожерелий и браслетов. Встав на колени снова, он начал украшать ее тело. Его лицо было сосредоточенным. Он надел и застегнул браслеты на запястьях и щиколотках. Переливающееся тусклым блеском жемчужное ожерелье надел ей на шею. Золотую цепь, усыпанную изумрудами, осторожно просунул под ее тело и застегнул, охватив им талию. Другим ожерельем он обвил ее грудь.

Потом отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. На губах его появилась едва заметная улыбка. Он посмотрел на отполированный алмаз на своей ладони, и улыбка коснулась и его глаз и осветила их.

— Повернись. — Его голос едва заметно дрожал. — Но сделай это очень осторожно.

Тэмсин осторожно перевернулась на живот, и золотой пояс с изумрудами прижался к ее коже. Она ощутила его прохладу и твердость.

Джулиан склонился над ее распростертым телом, и кожа ее собралась в крошечные складочки, как рябь на воде, под краем алмаза, которым он провел вдоль спины, прочертил им линии на ее лопатках, обведя ребра, пройдясь по позвоночнику. Ее пальцы изогнулись и зарылись в матрас, когда он начал чертить алмазом узоры на пояснице, а потом прошелся по ягодицам, медленно обводя их очертания до того, как раздвинуть нежные складки и вставить драгоценный камень в алмазный сад, расцветший между бедер.

Тэмсин быстро, почти испуганно вздохнула, потом улыбнулась про себя. Это был такой любовник, который охотно шел навстречу ее фантазиям и разделял их. Когда Джулиан выпрямился, она снова перевернулась на спину и сделала это очень осторожно, чтобы не потревожить свой алмазный сад.

Она жадно смотрела, как он раздевается, медленно, будто ему некуда было спешить. Будто он не горел желанием так же, как и она. Когда он встал перед нею обнаженный, она с неукротимой и неутолимой жадностью стала рассматривать его возбужденное желанием тело и наконец протянула к нему руки… Он склонился над ней, прижавшись ртом к ее губам, и в его поцелуе была свирепость и жажда утверждения. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы приоткрылись, уступая этой настойчивой жажде обладания, она вся раскрылась для его ласк.

Наконец он оторвался от нее и отодвинулся, но продолжал смотреть, и в глазах его появилось нечто хищное, они были полны требовательного желания. Он медленно провел руками по всему ее телу, играя цепями и камнями, опоясывающими его. И наконец он раздвинул ее бедра, открывая потайные места и сокровища, которые были там скрыты.

— А теперь, — сказал он, — поищем клад.

Глава 11

— Король безумен, Принни — высокомерный болван, а все остальные в этой семейке — идиоты.

Эта краткая, но исчерпывающая характеристика королевской семьи была принята в мрачном, но сочувственном молчании. Говоривший отхлебнул добрый глоток вина и оглядел сидевших за столом в одной из комнат Вестминстерского дворца, как бы бросая вызов потенциальному противнику. Это был человек лет шестидесяти с лишним — с черными, жесткими как кремень глазами, зорко смотрящими из-под кустистых седых бровей, с гривой серых как железо волос.

— И к тому же они слишком дорого нам обходятся, — пророкотал один из сидевших за столом мужчин, откидываясь на спинку стула и расстегивая пуговицу на полосатом жилете, туго обтягивавшем его обширное брюшко. — Да, это так, Пенхэллан.

— Павильон Принни в Брайтоне — нечто чудовищное! Никогда не видел ничего подобного. Чего стоят все эти купола и драконы!

Седрик Пенхэллан фыркнул.

— Потрясающее уродство! А общество сияет и расплывается в улыбках, и рассыпается в поздравлениях этому идиоту, хваля его вкус и фантазию, а парламент одобряет законопроекты.

— Совершенно верно, — согласился премьер-министр, сидевший так прямо, будто аршин проглотил, и имевший такой вид, будто решил наконец взять бразды правления в свои руки. — В этом-то и состоит суть вопроса, джентльмены. У нас на шее Веллингтон, с каждым почтовым судном присылающий просьбы о деньгах, адмиралтейство, желающее новых кораблей, а королевский двор день ото дня становится все более алчным. Мы не можем одновременно разбивать Наполеона и потрафлять странным причудам Принни, не говоря уж о требованиях его братьев по гражданскому ведомству.

Седрик Пенхэллан взял яблоко из серебряной, украшенной гравировкой вазы и начал тщательно очищать кожицу крошечным десертным ножом. Кожура снималась одной непрерывной, совершенной по форме спиралью. Беседа за обедом у премьер-министра, пригласившего на него своих немногих близких друзей, приняла знакомый оборот: говорили о том, как совместить расходы, необходимые стране для ведения войны, с финансовыми требованиями праздного регента-автократа, не понимавшего, почему его желания не могут мгновенно удовлетворяться рабски послушным парламентом.