Барбара Картланд - Взбалмошная герцогиня
Пока Бина принимала ванну и одевалась, тысячи тревожных вопросов роились у нее в голове, но ни на один она не могла найти ответа. Ей было страшно, и будущее казалось зловещим. Миссис Дэнджерфилд протянула ей элегантную тончайшую шелковую сорочку, украшенную изящной вышивкой и отделанную кружевами.
Потом она распахнула дверцы большого шкафа, стоявшего в углу, и Бина увидела огромное количество платьев самых разнообразных расцветок. Это великолепное многоцветие напоминало радугу.
— Боюсь, что ее светлость чуть полнее вас в талии, мадам, — сказала миссис Дэнджерфилд, — поэтому платье для сегодняшнего вечера я ушью прямо на вас, а к утру специально подготовлю что-нибудь еще.
— Я надеюсь, ее светлость не будет возражать? — заволновалась Бина.
— Ее светлость будет очень рада, что смогла оказать вам услугу, и я не сомневаюсь, мадам, что и она, и сэр Джеффри будут гореть желанием услышать историю ваших приключений. — Миссис Дэнджерфилд презрительно хмыкнула и добавила: — Это единственное доброе дело на счету у контрабандистов. Настоящая напасть, вот кто они такие, и при этом позорят всю округу, — при этих словах лицо миссис Дэнджерфилд приняло такое негодующее выражение, что Бина чуть было не рассмеялась. Но она тут же спохватилась, сообразив, что контрабандисты с их темными делишками — действительно очень неприятное соседство.
— Без них мы ни за что не добрались бы домой, — мягко сказала Бина.
— Что ж, тогда мы должны быть им благодарны, мадам, — ответила миссис Дэнджерфилд. — Так какого же цвета платье вы хотите надеть к обеду?
Платьев было так много, и все они были так прелестны, что выбрать действительно было нелегко. Бина с удивлением обнаружила, что, в отличие от Шотландии, в Англии уже приняли новую моду, с которой она познакомилась в Париже, и все платья леди Минстер были уже с высокой талией и почти такими же прозрачными, как у французских дам.
В конце концов она выбрала белое платье, напомнившее ей то, в котором она была на балу и которое ей пришлось оставить в Париже. Сердце девушки разрывалось при мысли, что ей больше никогда не придется надеть отделанное серебром газовое платье, в котором она танцевала с герцогом. Тем не менее платье леди Минстер было почти таким же красивым. Оно было расшито крохотными жемчужинами, такими же жемчужинами были украшены ленты, завязывающиеся высоко под грудью. По подолу шли три ряда кружев, а крохотные рукавчики также были кружевными.
— Оно очень идет вам, мадам, — искренне заверила Бину миссис Дэнджерфилд.
Она ушила платье в талии почти на два дюйма, а потом уложила волосы Бины едва ли не так же искусно, как парижский парикмахер.
— Откуда вам известны последние парижские моды? — воскликнула Бина.
— Мы в Англии не такие уж отсталые, — с упреком ответила миссис Дэнджерфилд. — Если на то пошло, я всегда считала, что именно английские дамы диктуют моду, а вовсе не жена этого чудовища и убийцы!
Бина знала, что в течение многих лет Бонапарта представляли чудовищем, дикарем, чуть ли не людоедом! Она с трудом подавила желание сказать, что Франция показалась ей вполне культурной и цивилизованной страной, опасаясь, что миссис Дэнджерфилд не поймет ее.
«Люди верят тому, чему хотят верить», — сказала она себе, и тут же ее мысли непроизвольно вернулись к герцогу.
Он хотел верить в то, что ему нравится жить аскетом. Он избрал для себя спокойное, размеренное существование. Бина была уверена, что события последних дней не изменили его. Виконт сказал, что у нее есть возможность помочь герцогу, но она не справилась с этой задачей.
Она поняла это, когда по прибытии в дом сэра Джеффри он представил ее не как свою жену, а просто как спутницу. Она была герцогиней Уорминстер в Шотландии, леди Биной Минстер, его сестрой, во Франции, потом снова его женой — Мари Буше. Теперь же она просто «мадам», у нее даже не было имени.
С отчаянием Бина подумала, что судьба сурово обошлась с ней! У нее не было возможности завоевать любовь герцога. У нее не хватило времени изменить его, как предложил ей виконт. Может быть, если бы они остались в Париже, ей это и удалось бы.
Она подумала о том, сколько ей всего хотелось узнать и посмотреть. В тот день в Шантильи, когда герцог показывал ей сады принца Конде, и потом, когда они смотрели сокровища монастыря бенедиктинцев, ей казалось, что ему все это доставляло большое удовольствие.
Бина была уверена, что он охотно гулял бы с ней по картинным галереям Лувра, рассказывал о сокровищах дворца, наслаждался мистической красотой собора Парижской Богоматери.
Но больше всего ей хотелось снова танцевать с ним. Она вспоминала, как он великолепно танцует и как ей почудилось, будто его глаза горели каким-то особым огнем, когда в городском саду они при свете фонарей кружились в вальсе под звуки шумного, веселого оркестра.
В тот момент он казался совсем молодым, а она по глупости испортила весь вечер, солгав ему, будто многие мужчины на балу пытались поцеловать ее. Бина знала, как герцогу не нравится, когда она преувеличивает, но сделала это лишь потому, что была задета его равнодушием к ее внешности. В тот вечер он казался совсем не таким, как обычно, а она глупой выходкой рассердила его, и он снова стал холодным и неприступным.
«Сегодня я должна быть очень осторожной», — сказала она себе.
Наконец она закончила свой туалет и взглянула на себя в зеркало. Как сильно она отличалась теперь от той растрепанной, плохо одетой девчонки, которая навязалась ему в попутчицы в Шотландии!
Оценит ли он, что теперь она держится с большим достоинством, стала рассудительнее и, как она надеялась, гораздо привлекательнее? Ответ на этот вопрос, как она полагала, оказался бы неутешительным.
Очень медленно Бина спустилась по резной дубовой лестнице и пересекла холл, стены которого были обшиты панелями, а в центре находился открытый средневековый очаг.
Ливрейный лакей отворил перед ней дверь, и она вошла в прелестную гостиную с большими окнами, выходившими прямо в сад. На стенах висели картины, повсюду стояли канделябры со множеством зажженных свечей, бросавших отблески на позолоту, украшавшую мебель со светло-бирюзовой обивкой.
Но Бина смотрела только на герцога, расположившегося в дальнем конце комнаты возле камина. При ее появлении он обернулся, и она снова увидела его таким, как тогда, в Париже.
Даже в позаимствованной у кузена одежде герцог выглядел таким же модным и элегантным, как и в тот вечер, после того как расстался со своим мрачным черным костюмом. Галстук казался ослепительно-белым по сравнению с его загорелым, обветренным лицом, кончики воротника доходили ему до подбородка. Синий атласный фрак подчеркивал цвет его глаз, а светлые панталоны цвета шампанского сидели на нем как влитые.
