Бетина Крэн - Леди Удача
Салливан Пинноу одернул щегольской жилет и уставился на дверь, за которой она исчезла. Затем взгляд его скользнул вверх по серым каменным стенам Стэндвелл-Холла. Что ж, немного перестроить, и дом будет вполне презентабельным. А земли, составлявшие имение, и вообще были лакомым куском, просто у этого дурака Антона Стэндинга кишка была тонка этот кусок проглотить. А барон хорошенько разузнал все об имении, оценил его достоинства: эта земля могла приносить доход. Восхитительная же Чарити Стэндинг пойдет в придачу к собственности в качестве своего рода премии…
Но было на горизонте одно облако, затмевавшее радужные перспективы, — сероглазое, богатое, титулованное и с простреленной ягодицей. Барон потер подбородок, оглядывая в то же время службы и прилегающие поля алчным взором. Не то чтобы он боялся, что виконт Оксли может увести у него из-под носа невесту: он был не из тех мужчин, которые тревожатся без причины. Виконт на Чарити не женится. Но барону вовсе не улыбалось получить в супруги девицу, обольщенную и брошенную другим мужчиной, пусть даже и аристократом. Пожалуй, ему следует заходить почаще, чтобы помешать виконту вкусить мед прежде него самого.
А наверху Рейн раздраженно хромал вдоль зубчатой стены, заложив руки за спину, в душе у него была полная сумятица. Вулфрам сидел возле лестницы и сверлил его недобрым взглядом.
— Вот только приблизься ко мне, — прорычал Рейн, — и можешь считать себя дохлой собакой.
Он отвернулся от пса, снова подошел к зубчатой стене и, опершись о нее, принялся смотреть на мирные воды бухты, но тут внимание его привлек кое-кто, стоявший у дальнего угла дома, возле конюшен. Он прищурился и высунулся меж зубцов, насколько было возможно.
На углу дома стояли Чарити и этот противный барон — и они… Рейн прищурился, вытянул шею, чтобы разглядеть их под другим углом. Целуются! Он отвлекся на миг, чтобы упрекнуть злобного Вулфрама:
— Какого черта ты сидишь здесь сиднем, а?! Этот паскудный барон целует ее! А тебе хоть бы что. Всякий раз, когда я целую ее, ты меня сожрать живьем готов! Почему же ты не защищаешь ее от барона?!
Но вот он увидел, как девушка отшатнулась и кинулась бежать к дверям дома. Рейн мысленно прокрутил эту сцену несколько раз, в то же время наблюдая за бароном, который, помедлив немного, жизнерадостно запрыгнул в седло.
— Она ни разу не убегала, когда я целовал ее. — И ноги под ним подогнулись от неимоверного облегчения. — Ей не понравилось! — А в следующее мгновение в нем бушевало пылкое, хотя и непонятное, негодование. — Ну еще бы ей понравилось! Наглый ублюдок! Полез целоваться! Да как он посмел?! Она моя…
Он припал к каменной стене, а фраза эта звучала и звучала в его ушах, все громче и настойчивее. «Она моя». Каждый его взгляд на эту девушку, любое прикосновение, всякий душераздирающий поцелуй имели смысл — это он предъявлял права на нее. Он завлекал ее, заманивал, овладевал ее душой. Он знал, что она совершенно невинная девица, и тем не менее, невзирая на все попытки блюсти приличия, последовательно вводил ее в мир наслаждений… развивал ее сообразно своим вкусам. Эта мысль и ужаснула, и пленила его.
Он хотел Чарити Стэндинг; он понял это еще много дней назад. Он желал и ее восхитительное тело, и ее сияющую чувственность, и ее открытость, и неопровержимую логику, и очаровательное самопожертвование. Он жаждал ее всю, едва с ума не сходил от желания. А может быть, уже и потерял разум, как когда-то его распутные отец и дед. Для них безумная погоня за женщинами, которыми они не могли обладать, кончилась бедностью и изгнанием.
Он закрыл глаза, почувствовал жар весеннего солнца на лице… и ощутил эту девушку, которая вошла в его кровь и струилась по жилам. В памяти вновь ожил сладостный вкус ее губ, похожий на нектар тропических цветов. Он представил, как ее мягкие груди прижимаются к его груди, ласкают его, и почти ощутил их упругость. И припомнилось ему, как вырвался у нее полувздох-полувсхлип наслаждения, похожий на шелест знойного ветра, когда она открыла для себя собственную чувственность, пробужденную его руками.
Все тело его напряглось. Она тоже хотела его; это чувствовалось по тому, как вздрагивали ее милые плечи, как застенчиво гладили его ее любопытные ладони, как двигался ее горячий язычок. Ее не смутили ни его дурной нрав, ни напускная сдержанность, ни его прошлое — она преодолела все, чтобы добраться до человека, который жил внутри его. И всего несколько минут назад она сама, в свойственной ей соблазнительно-чувственной манере, объявила ему, что он вовсе не обязан вести себя как образцовый джентльмен, добиваясь ее, — он может быть просто мужчиной.
Глаза у него так и вспыхнули голубым пламенем при этой мысли. Его стремление заполучить Чарити Стэндинг не было ни безумным, ни безнадежным! Она уже принадлежала ему. Все, что требовалось от него, — заявить свои права на эту девушку.
А Чарити внизу убежала в свою комнату и затворилась там. Она опустилась на ларь возле окна и принялась судорожно вытирать губы тыльной стороной ладони.
Да как он посмел, этот барон, целовать ее и лапать так нагло?! Итак, разрешилась наконец загадка, отчего она так недолюбливала долговязого бледнокожего Пинноу. Эти его взгляды, которые так неприятно было ощущать на себе, привычка хватать ее руками с хозяйским видом. Он хотел заполучить ее для ночных трудов! Ее так и передернуло.
Она не испытывала отвращения, когда Рейн предъявлял на нее свои права. Поцелуи его были долгими, сладостными, в них чувствовалась ласка и благоговение. Его прикосновения жгли… как прохладное пламя. Его тело и его объятия были попеременно жесткими и мягкими, но всегда нежными. Рейн Остин дарил ей… близость, наслаждение, радость. Салливан Пинноу умел только брать. От внезапного прозрения у нее даже голова закружилась. Так вот в чем разница между ночными трудами и ночным волшебством! Она улыбнулась, радуясь, что поняла все до конца, и еще больше утвердилась в намерении заполучить этого мужчину, в руках которого заключено ночное волшебство.
В течение следующих трех суток леди Маргарет была занята тем, что целыми днями наблюдала за Чарити и Рейном, которые то и дело обменивались многозначительными взглядами, а ночами наблюдала за растущей луной, ожидая полнолуния. Катастрофа, которую старуха ясно предвидела как результат схождения двух этих феноменов, приближалась. И потому она обдумывала, как бы ей разлучить молодых людей.
Чарити, заметив бабушкины маневры, лишь раздраженно вздыхала. Леди Маргарет выдумывала все новые и новые этапы весенней генеральной уборки, дабы занять внучку, и вместе с тем начала относиться к ежедневным визитам противного барона с подозрительным энтузиазмом. Не улучшало ситуации и то, что свои суеверные обряды она стала выполнять с истовостью фанатички. Под запрет попали столовые ножи — а то вдруг кому-нибудь вздумается отрезать масло с обоих концов; на какой бы стул Рейну ни захотелось сесть, старуха немедленно выкладывала потухшие угли под него; она приказала повернуть кровати Рейна и Стивенсона так, чтобы раненые головой лежали на север, а ногами на юг; кроме того, старуха собирала в конюшне пауков и пускала их гулять по потолкам — для привлечения удачи. Мишенью этой последней меры, как ясно понимала Чарити, был именно Рейн.
