Сьюзен Джонсон - Серебряное пламя
Она выглядит столь же опьяняющей, как и раньше, решил Трей, нежной и податливой, глаза выдают желание, даже если она отказывает ему. Он задумался, удастся ли им уединиться в этой заполненной детьми хижине. Едва ли здесь нашлось бы место. Их губы коснулись друг друга, рот у нее полуоткрылся, она сдавалась, что особенно возбудило Трея. А Импрес, почувствовав его плоть около своего живота, бессознательно застонала, и ее язычок коснулся его, но тут Импрес услышала насвистывание Гая у двери.
Импрес вырвалась, выскользнула из рук Трея и была на полпути к кухне, когда ее брат появился в дверях.
— Трей, как зовут вашу лошадь? — спросил Гай, отряхивая ботинки от снега. — Она прекрасна!
Он был полон юношеского энтузиазма, седельные сумки и походная складная койка Трея висели на его плечах.
Трей откашлялся, чтобы заговорить нормальным голосом, после того как наплыв его желания был прерван столь неожиданно и решительно, и повернулся к Гаю.
— Ее зовут Рэлли, — ответил он. — Она выиграла скачки в Елене среди однолеток, и вот уже два года ей нет равных в соревнованиях западнее Шеридана. Ты можешь покататься завтра на ней, — любезно предложил он.
— Вот это дело! Куда поставить вашу койку? — У Гая появился в доме настоящий западный герой, и он хотел разместить его как можно удобнее, надеясь, что он останется подольше.
Трей точно знал, куда бы ему хотелось поставить койку, но этот мальчишка был слишком юн, чтобы понять его, поэтому он ответил:
— Мы должны помочь твоей сестре приготовить еду.
Импрес стала открывать банки, находясь в состоянии нервного возбуждения, которое могло взорваться в любой момент. Зная ее характер, Трей стремился к уступкам.
— Между прочим, — спокойно сказал он Гаю, — мы сможем пострелять завтра. Я пока задержусь здесь, если ты не возражаешь.
— Возражаю?! — повторил Гай в полном восторге. — Ты слышала, Пресси? Он будет стрелять со мной и даст мне покататься на его лошади. Разве это не прекрасно, Пресси?! — Гай был в том возрасте, когда мужские игрушки, проявление искусства и отчаянной храбрости были поразительны и возбуждающи.
Это судьба, подумала Импрес; и это было то, о чем она не смела мечтать. Трей, которого можно было коснуться рукой. Трей улыбался ей, его чарам было невозможно сопротивляться, это было какое-то колдовство.
Это, черт возьми, означало жизнь. Теперь мир, в который ворвался Трей, был очерчен и постоянен. В этом мире, абсолютно реальном для них, а не придуманном, она свободна располагать собой. Раздраженная пустыми надеждами, Импрес сказала более резко, чем хотела.
— Прекрасно, но, может быть, ты лучше поможешь мне приготовить картошку?
— Конечно, Пресси, конечно, — быстро согласился Гай, его голос был полон счастья. — Увидишь, как я научился это делать, пока тебя не было.
Когда и Трей предложил помощь, отказ Импрес прозвучал менее резко, чем ответ Гаю. Она видела, как счастлив Гай в мужской компании. Мальчику было нелегко оставить их сложившуюся удобную жизнь во Франции и в возрасте одиннадцати лет взять на себя обязанности и ответственность, которые были ему не по плечу. Хотя он, как и Импрес, в силу своей молодости легче, чем родители, приспособился к новой жизни и тяжелому физическому труду.
По напряженному лицу Импрес Трей понял ее состояние и не стал настаивать, желая избежать дальнейших разногласий. Ощущение ее мягких губ и нежного тела было настолько живым и ярким, что какой-либо разлад между ними был для него немыслимым. Он поужинал в кресле у очага и через минуту уснул.
Держась только на силе воли во время тяжелого путешествия, Трей теперь был полностью выжат, его не до конца излечившийся организм оказался на пределе. И сейчас, казалось, он чувствовал, что достиг наконец желанной гавани, оказался там, где больше всего хотел, и его воля позволила ему расслабиться, потерять бдительность и уснуть.
— Помолчи, — упрекнула Импрес Гая, когда он заговорил слишком громко, — дай Трею поспать.
Во взгляде, которым она окинула спящего, была нежность. Она знала, каких усилий ему стоило следовать за ней в горы, каким упорством и мужеством нужно обладать, чтобы проехать в седле семьдесят миль по морозу, не оправившись после тяжелого ранения. Черт побери, наше неизвестное будущее, подумала она непроизвольно, и эту мерзавку Арабеллу Мак-джиннис. Импрес хотела его, а этот его семидесятимильный пробег, она надеялась, также означал, что он хочет ее больше, чем Арабелл и Люси всего мира. Глядя на Трея, распростертого в мамином кресле, она подумала, что, возможно, нет ничего более важного в ее жизни, чем его пребывание здесь.
Импрес позволила проспать Трею почти час, прежде чем разбудила его. Он улыбнулся ей, затем, как ребенок, потер глаза, чтобы окончательно проснуться.
— Я рад, что нашел тебя, — прошептал он, и ее сердце забилось от счастья.
Ужин протекал мирно и уютно, керосиновая лампа бросала золотистый отблеск на стол и на лица трех, молодых людей. Казалось, они были одни в целом мире, затерявшиеся в горах в темноте ночи. Расслабившись в столь располагающей обстановке, Импрес наблюдала с облегчением, как Трей с аппетитом ел все подряд, нахваливая их поварское искусство.
— Да, пожалуйста, — с улыбкой ответил он на вопрос, хочет ли он еще горячего шоколада.
Если бы мир исчез, подумала она, кротко улыбаясь ему в ответ, а мы остались бы здесь навсегда!
Пит, предупрежденный Импрес, не донимал Трея расспросами и только осторожно осведомился об индейцах, скальпах и кровной мести. Трей отвечал с серьезной искренностью. Было договорено, что утром они сделают мишени для стрельбы.
— Если только не нагрянет снежная буря, — сказал Трей.
— Ты так думаешь? — спросила Импрес. — Небо чистое.
. — Когда я ехал, ветер переменил направление. Это серьезный признак.
— Может быть, нам повезет, — заявил Гай с юношеским пылом, — и нас засыплет снегом!
— Может быть, — ответил Трей, намазывая на хлеб яблочный джем.
— Ну уж нет, — возразила Импрес, объятая противоположными чувствами, разум и ее желания пришли в полное противоречие. — Разве могла она надеяться, что Трей останется с ней надолго? — Тебе нельзя здесь задерживаться, — выпалила она и добавила, слегка запинаясь: — Твоя семья разве не будет беспокоиться?
— Я как раз не возражаю, если нас засыплет — сказал Трей с ясной, как летний полдень, улыбкой. — А семья моя прекрасно понимает, куда и зачем я поехал.
Это было, конечно, полуправдой. Мать очень переживает, но отец знает, что его сын может сам о себе позаботиться.
— Ты слышишь, Пресен? Трей не возражает! — Лицо Гая оживилось от радости. — Спорю, что вы отлично стреляете из лука, — заявил он в страшном, возбуждении.
