Опасные удовольствия - Лонг Джулия Энн
Внизу сонно вздыхали и переступали копытами животные. Некоторое время Колин просто слушал дыхание Мэдлин, как дышат и жуют сено коровы, старался не думать о пауках и о том, как они любят такие темные места, как сеновал. У него зудели лодыжки, значит, раны заживали. Он с болью вдыхал знакомые запахи фермы.
В этот момент ему захотелось в Пеннироял-Грин, чтобы все было до боли знакомым. Хотелось простоты и покоя, чтобы рядом была Луиза Портер. Ему хотелось той жизни, которую он всегда представлял себе и которую отняла у него несправедливость.
В этот момент гнев, который он так долго в себе подавлял, вырвался на свободу и обрушился на него.
Колин поразился: какой подлый удар. У него перехватило дыхание, руки сжались в кулаки, мышцы дрожали от напряжения. Он боролся за свое равновесие, словно участвовал в настоящем сражении, вот только его враг был абстрактным: это несправедливость. В тишине он не мог добродушно пошутить или поспорить с Мэдлин, чтобы хоть немного отвлечься, или подвигаться, чтобы избавиться от этого чувства. Но это было не просто, и Колин не знал, как это сделать. До того как он попал в Ньюгейтскую тюрьму, чувство гнева было ему неведомо.
Размышляя, Колин слышал ровное глубокое дыхание Мэдлин. Вдох, выдох.
Иногда быть героем означает демонстрировать исключительную тактичность, несмотря на сложные обстоятельства.
Колин сосредоточился на ритме дыхания Мэдлин, стал дышать вместе с ней, и постепенно чувство гнева его отпустило. Он попытался представить себе, что рядом лежит Луиза, тихо дышит, золотистые волосы разметались по подушке. Но не смог.
Колину нестерпимо захотелось коснуться Мэдлин Гринуэй. Он медленно приподнялся на локте, согнув ногу в колене, и взглянул на нее, стараясь рассмотреть в темноте черты ее лица.
Но тут сердце его замерло – оказалось, что Мэдлин не спала.
Мэдлин старалась дышать ровно, притворяясь, будто спит. Но на самом деле она слушала… размышления Колина Эверси. Ей были достаточно хорошо знакомы стуки таких размышлений, звуки тягостных мыслей. Что-то особенное было в тембре той тишины, которая воцарилась здесь. Изменение дыхания, напряжение, которое буквально излучало его тело, то, как он тихо лежал на спине. Понять такое в человеке можно лишь по прошествии времени.
Мэдлин подумала, что начинает узнавать этого человека. Ей даже показалось, что она всегда знала его и сейчас просто открывает заново.
Потом она услышала хруст сена, подняла глаза, и их взгляды встретились. Сердце подпрыгнуло в груди и провалилось куда-то вниз. Он смотрел на нее, подперев голову рукой, и Мэдлин почувствовала, что Колин Эверси безумно хочет ее.
Мэдлин сделала глубокий вдох, потом выдохнула и приняла решение.
Она подняла руку и легко, как падающий с дерева лист, мягко положила ее на внутреннюю поверхность его бедра.
Колин задохнулся. Она почувствовала, что ее прикосновение вызвало в нем напряжение, и он тихо выдохнул. Колин не сводил с нее горящих глаз, они блестели, как две звездочки в темноте.
Ее рука чувствовала напряженную неподвижность его мускулов, она наслаждалась предвкушением и властью, которой сейчас обладала, чтобы повернуть это мгновение в любом направлении.
Но она выбрала именно это: ее ладонь легко скользнула по бедру вверх и вполне решительно накрыла его напряженно выступающую плоть.
Колин запрокинул голову и со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. Предвкушение дальнейших событий сделало свое дело: постоянно нараставший жар в теле Колина усилился настолько, что, казалось, скоро вспыхнет языками пламени на коже. Мэдлин чувствовала, как внизу живота медленной волной разливается желание. Она хотела его, страстно мечтала, чтобы он утолил ее томление.
Мэдлин открыла глаза и увидела, что Колин смотрит на нее. В его взгляде читался вызов. Оба молчали. Стояла оглушительная, напряженная тишина, от которой еще сильнее обострились чувства. То, что она делала сейчас, то чем они собирались заняться, по десятку самых разных причин было опасно. Даже из-за шепота и вздохов, которые неизбежно возникнут в приступе страсти.
И когда рука Мэдлин скользнула выше, исследуя контуры его тела, Колин немного отодвинулся, чтобы ей легче было это сделать. Мэдлин чувствовала, как поднимается и опускается его живот, когда ее рука еще сильнее прижалась к выступающей плоти. Ей нестерпимо хотелось коснуться его кожи, поэтому она нащупала пуговицы на штанах и обнаружила, что рука Колина уже была там, уже пыталась расстегнуть их. Оба в полной тишине расстегивали пуговицы на его штанах, и это стало настоящей пыткой, потому что из-за желания сделать это как можно тише все получалось намного медленнее, чем хотелось обоим. Оба дрожали от нетерпения, пытаясь усмирить прерывистое дыхание.
Мэдлин возликовала, когда ей удалось расстегнуть одну пуговицу, и взялась за другую, а Колин помогал ей, расстегивая следующую.
Наконец они справились, и горячая набухшая плоть оказалась в руке у Мэдлин. Она услышала, как Колин резко втянул в себя воздух. От страстного желания близости, вспыхнувшего между ними, у Мэдлин кружилась голова, она словно опьянела.
Опасно.
Мэдлин посмотрела ему прямо в глаза, поглаживая и одновременно сжимая его плоть.
Колин запрокинул голову, на шее вздулись жилы, и испытанное им наслаждение передалось и Мэдлин, дыхание ее участилось. Она ласкала его возбужденную плоть, восхищаясь его мужской силой. По его телу пробежала дрожь, и из груди вырвался глубокий вздох.
Это было настоящее безумие. Через мгновение ни один из них не услышит приближения своры собак, лающих на сарай. Деревенские жители с вилами и топорами, батальоны английских солдат с пушками будут им нипочем. Мэдлин пришло на ум, что это не самая худшая смерть, когда тебя найдут на сеновале, занимающейся любовью с Колином Эверси. Если она не сделает этого, умрет прямо сейчас.
Мэдлин продолжала ласкать его плоть, то сжимая, то вновь отпуская. Она видела, Колин снова запрокинул голову назад и судорожно сглотнул. Его бедра начали едва заметно двигаться в том примитивном ритме, который означал, что тело взбунтовалось против здравого смысла. Взбунтовалось? Здравый смысл в этом случае уже давно и надежно был забыт и запрятан куда-то очень глубоко.
Даже от этих незначительных движений бедрами сеновал заскрипел от старости. Они замерли.
Мэдлин задержала дыхание, сердце колотилось в груди в загнанном ритме. Но кроме шума пульсирующей крови в ушах, она не услышала ни единого звука. Только сверчки стрекотали где-то поблизости. Она выдохнула и закусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Сумасшедшая, – шепнул ей в ухо Колин.
Его рука скользнула по лифу платья, забралась внутрь, нащупав набухшие соски, и вынула грудь из корсета.
Мэдлин убрала руку с его восставшей плоти. Колин мгновенно затосковал по ее ласкам.
А Мэдлин медленно, очень медленно, мучительно медленно, чтобы этот чертов сеновал не заскрипел снова, а сено не зашуршало оглушительно громко, повернулась на бок, спиной к Колину.
Колин понял: неловкими от нетерпения пальцами, переживая непривычную для него необходимость сдерживать себя, упираясь восставшей плотью в спину Мэдлин, распустил шнуровку и приглушенно вздохнул от блаженства, увидев ее обнаженную кожу. Он провел пальцами у нее между лопатками, чувствуя шелковистость и тепло кожи, покрытой пупырышками от его прикосновений. Колин наклонился вперед, собираясь прикоснуться губами и языком к этому месту между лопаток.
Но Мэдлин уже медленно поворачивалась к нему лицом, стягивая с плеч лиф платья и освобождая грудь.
Движение, дыхание, все замерло. Колин мог поклясться, что у него остановилась кровь. И только сверчки продолжали исполнять свою бесконечную симфонию. И еще: нигде не было слышно собак. Мэдлин оперлась на локти, запрокинув голову, и Колин едва сдержался, чтобы не наброситься на нее.
Он завис над ней, дрожа от нетерпения, наклонил голову и втянул в рот один сосок. Мэдлин задохнулась от пронзившего ее сладостного чувства. Колин повернул голову, чтобы потереться колючей щекой о шелковистую округлость груди, и услышал удары ее сердца.
