Лариса Шкатула - Последняя аристократка
А если она скажет "нет" и он уйдет, чтобы никогда больше не прийти? Конечно, по ту сторону жизни, в Ленинграде, все было бы по-другому, с цветами и долгими гуляньями в парке при свете белых ночей. И он бы сделал ей предложение, но пойти с ним не куда-то, а в загс… Господи, о чем она думает?!
Конечно, обидно, что ты не можешь, как другие девушки, стать женой любимого человека, а будешь его… любовницей. И вроде это слово происходит от слова "любовь", но люди всегда вкладывают в него неприятный смысл. Получается, она будет женщиной вне закона. Любовницей чекиста.
Ее соседка по нарам Вера, у которой расстреляли всех родных, а с нею самой чекисты обошлись куда грубее, чем… чем Виолетта могла бы себе представить, говорила, что все энкавэдэшники — твари ползучие и заслуживают только пули в лоб.
Виолетту смутило слово "все". Значит, и Аренский такой, как все? Выходит, она любит "тварь ползучую"? А ей казалось, что у него такие добрые серые глаза…
Странная штука любовь, подумала она, чем больше ей сопротивляешься, тем она тебя крепче привязывает к любимому. "А надо ли так уж сопротивляться?" — резонно спросил её внутренний голос.
"За", "против", как на комсомольском собрании. Виолетта разозлилась на себя.
Наверное, потому, когда Арнольд спросил, хочет ли она уйти с ним, девушка, устав от споров с самой собой, просто согласно кивнула.
Глава пятнадцатая
— Ты хочешь, чтобы мы развелись? — прервала длинную речь мужа Катерина.
— Не надо понимать меня так примитивно, — поморщился Федор. — Как раз этого я хочу меньше всего. В нашем ведомстве неодобрительно относятся к разводам. Считают, что если ты не сумел сохранить первичную ячейку общества, то не сможешь руководить коллективом.
— Вот оно что! — иронично вскинула брови Катерина. — В вашем ведомстве! Именно это тебя так волнует.
— Волнует. А поскольку мое ведомство волнует чистота наших рядов, она волнует и меня. Я понимаю, твое происхождение накладывает отпечаток на твое отношение к людям — друзей ты выбираешь себе из самых низов, но надо же учиться! Вагоновожатая. Циркачка. Ты хоть раз подумала о том, что я хотел бы общаться с людьми из хорошего общества? Не пора ли расти над собой, встречаться с интересными людьми, которые собой кое-что представляют……
— А мне показалось, что именно внимание вагоновожатой так польстило сегодня твоему самолюбию.
— Не говори глупости, я поддерживал твою компанию, как ты сама меня просила… И смотрел, как манерничает твоя любимая подруга. Наверное, она думает, что её поведение выглядит аристократично. Насмотрелась на своих гастролях на зрителей, сидящих в ложах…
Катерина расхохоталась.
— И это ты говоришь о Наташке? Тебе кажется, что она изображает из себя аристократку?! Да, к твоему сведению, ей и не надо никого изображать, потому что она — аристократка и есть.
— Это ей так в приюте сказали?
— Ей никто ничего не говорил. Это она сказала, что из приюта, а на самом деле никогда там не была…
— Вот как? А откуда она на самом деле?
— Ты слеп, Головин! Не смог даже разглядеть в Романовой представительницу своего класса! Если я хоть что-то понимаю, князь в вашей табели о рангах выше графа.
— Кого ты слушаешь! Да я аристократку за милю учую.
— Значит, на этот раз твой нюх тебе изменил. Ни на чем не основанная антипатия к моей подруге застила тебе глаза.
— Представим на минутку, что я ошибся. Тогда скажи мне, кто твоя Наташа на самом деле?
— Это не моя тайна, — сухо сказала Катерина.
— В этом-то все и дело! — подчеркнуто тяжело вздохнул Головин. — Если бы ты относилась ко мне, как положено относиться к любимому мужу, ничего от меня не скрывая, не было бы между нами размолвок. Твоя тайна, моя тайна… Неужели ты думаешь, что я, узнав о подлинной личности Романовой, тотчас побегу с доносом в ОГПУ? Хорошего же ты мнения об отце твоего сына!
— Да зачем тебе это знать?!
Если бы Головин был на самом деле честен со своей женой, как он в том пытался её убедить, он бы сказал:
— Чтобы пойти в НКВД не с пустыми руками.
Несмотря на свою мужественную внешность, Федор Арсентьевич не то чтобы был трусом во всех своих проявлениях, но власти и её карающего органа ОГПУ — панически боялся.
В свое время выживший после раны, которую его враг посчитал смертельной и потому не стал его добивать, Головин теперь лихорадочно цеплялся за свою жизнь. И в этом стремлении начисто отрицал моральные принципы своего древнего рода, в котором были и рыцари, и крестоносцы… Мужчины смелые и героические. Возможно, были трусы, но история о них никаких сведений не сохранила.
Враг Головиных Зигмунд Бек не представлял себе, насколько легко ему было бы попросту сломить Федора, имея для этого множество инструментов в своем арсенале, а он охотился за ним долгие годы. Но разве мог он знать, что последний отпрыск славного рода так слаб. Зигмунд переоценил своего противника и потому погиб на этом тернистом пути…
Сейчас Головин умышленно распалял свою жену мнимым недоверием, зная, насколько она эмоциональна. Лишь в запале Катерина может проговориться, и к этому её надо подвести.
— Пустяки это все, — выговорил он с нарочитым презрением. — Твоя Романова — мещанка с претензией и ничего более.
— Мещанка с претензией? — тут же загорелась Катерина. — Да она такая же мещанка, как ты — большевик!
— А это уже оскорбление! — сказал он грозно и надвинулся на нее. — Так что же это за тайна? Она, как и ты, крестьянка?
Теперь он хотел жену уязвить, выплеснуть эти самые эмоции через край.
— Она — княжна, понял? Княжна Ольга Лиговская.
— Лиговская? — чем-то ему была знакома эта фамилия. Красавица Леонора! Федор встречал её в Петербурге. Она несколько засиделась в девицах. Головин был совсем юнец, семнадцати лет, когда она вышла замуж за Владимира Лиговского… Тесен мир! Говорили, она умерла родами, но девочка осталась жива…
— Замечательно! — воскликнул он, забывшись. — Этот факт кое-кого заинтересует… Надо подумать, как его получше преподнести… Семен Израилевич говорил, вроде в Москве до сих пор скрывается какая-то террористическая организация… И надо же, вот она, у нас под боком!
— Что ты несешь, Федя, опомнись!
— Все в порядке, Катюша, не волнуйся. Пришла пора нам с тобой подумать о себе: что мы можем дать советской власти, чтобы она признала в нас лояльных граждан. Вот он, шанс, удивляюсь, что ты сама этого не понимаешь. Не думаешь ни обо мне, ни о сыновьях…
— Не впутывай детей в свои подлые замыслы.
— Слова, Катюша, слова… Мы с тобой десять лет живем вместе. Уместен ли твой пафос? "Подлый замысел". Звучит как-то по-книжному, ты слишком много читаешь…. А между тем у меня, как у всякой разумной особи, просто развит инстинкт самосохранения. И заметь, не только самосохранения, но и сохранения своей семьи, своего потомства… Кстати, я знаю один кабинет, где граждан по таким вопросам принимают круглосуточно…
