Линда Миллер - Женщины Флетчера
– Многие богатые мужчины были бы счастливы жениться на такой девушке, как вы, Рэйчел, и я могу представить вас некоторым из них.
Что-то в этих словах насторожило ее.
– Я не смогла бы выйти замуж за человека, которого не люблю,– запинаясь, выговорила она после долгого неловкого молчания.
Подбородок Дугласа почти неуловимо напрягся.
– Любовь, – сказал он, выговаривая это слово почти брезгливо, – это то, о чем пишут в глупых романах. Мы живем в суровом реальном мире, Рэйчел.
Да, реальный мир суров. В своей жизни Рэйчел редко видела что-либо, кроме суровой реальности. Но любовь существовала и вне книжных страниц, и девушка убедилась в этом на собственном горьком опыте.
Рэйчел вдруг вспомнила ту девушку в Орегоне, которая была соблазнена сыном лавочника и забеременела. Господи, неужели и у нее внутри сейчас растет дитя Гриффина Флетчера? Если это так, то реальная жизнь Рэйчел из «суровой» превратится в совершенно невыносимую, причем очень скоро. Ее-то соблазнитель не возьмет замуж, как ту удачливую толстушку из Орегона.
– Рэйчел? – голос Дугласа резко вернул ее к реальности. – Вы так побледнели – о чем вы думаете?
А Рэйчел охватила паника, и ей пришлось сделать усилие, чтобы сдержать слезы.
– Все в порядке, Дуглас. Я просто немного растеряна, вот и все. «И, возможно, немного беременна».
Он протянул руку и осторожно дотронулся до ее лица.
– Если это так важно для вас, я поговорю кое с кем из моих друзей. У меня есть несколько знакомых торговцев.
Надежда, зародившаяся было в сердце Рэйчел, тут же сменилась смущением.
– Это неудобно, – огорченно сказала она.
– Неудобно? Когда друг помогает другу? Что же в этом неудобного?
– Я буду обязана вам, – пояснила Рэйчел. Дуглас рассмеялся:
– Да, моя дорогая, будете. И это дает мне право настаивать на том, чтобы вы разрешили мне пригласить вас поужинать и повести в Оперный театр.
Рэйчел широко распахнула глаза:
– В Оперный театр? И что мы будем смотреть? Дуглас оглядел ее с легкой усмешкой:
– Кто знает, что можно посмотреть в этом городе? Возможно, дрессированного медведя или лесоруба, исполняющего соло на пиле.
После секундной паузы Рэйчел поняла, что капитан дразнит ее, и засмеялась.
– Уверяю вас, сэр,– лукаво произнесла она,– что Сиэтл видел и куда более странные представления.
В картинном приветствии Дуглас поднял свою чашку с кофе.
– Я нисколько не сомневаюсь в этом, моя дорогая,– согласился он и, подозвав официанта, заказал обед.
Сразу же после обеда они отправились в один из магазинов. Рэйчел была представлена хозяину – знакомому Дугласа – и осталась рассматривать ленты и рулоны разноцветных тканей, а мужчины удалились в заднюю комнату.
Через пять минут Рэйчел получила работу. Она была принята продавщицей в галантерейный отдел и должна была торговать нитками, пуговицами и другими швейными принадлежностями.
Ей следовало бы больше радоваться этому, но девушка подозревала, что Дуглас каким-то образом заставил ее нанимателя взять ее на работу. Это вызвало у Рэйчел неприятное ощущение, но она не могла позволить себе отказаться от вакансии и с благодарностью согласилась.
Мистер Тернбулл, человек с вялым, безвольным подбородком и пробором, точно посередине разделяющим редкие каштановые волосы, велел ей явиться на работу на следующее утро к восьми часам.
Вернувшись в дом мисс Каннингем, в умиротворяющей тишине своей комнаты, Рэйчел подавила свои опасения и достала бумагу и перо. «Дорогая Молли,– начала она своим закругленным мелким почерком. – Сегодня я нашла работу...»
К тому моменту, когда она подписалась и сунула письмо в голубой конверт, оно было достаточно пухлым. Рэйчел никогда раньше не писала писем, и мысль о том, что придется расстаться с ним, огорчало ее.
Однако надеясь, что, в конце концов, когда-нибудь получит ответ, она адресовала письмо просто: «Миссис Молли Брэйди, Провиденс, Вашингтон» и положила его в сумочку. Сегодня вечером, по дороге на Скид Роуд, она зайдет в офис пароходной компании и попросит, чтобы письмо было отправлено следующим рейсом «Стэйтхуда».
Уже на полпути с холма Рэйчел вспомнила о своем обещании поужинать с капитаном и посмотреть представление в театре. Почти минуту она простояла в молчаливом раздумье, глядя то вверх на дом мисс Каннингем, то вниз на гавань.
В конце концов Рэйчел выбрала гавань и Скид Роуд. Пока она не разберется в загадочном и внезапном исчезновении отца, ей не будет покоя. Дуглас обязательно поймет ее, когда она ему все объяснит.
«Стэйтхуд» находился в порту, его бортовые огни бросали золотистые отблески на почерневшую в сумерках воду залива, огромные гребные лопасти были неподвижны. Капитана – седого пожилого мужчину с озорными, как у ее отца, глазами – Рэйчел обнаружила в сарайчике на берегу. Он был в расстегнутом кителе, а его шляпа, от долгой носки утратившая форму, покоилась на заваленном бумагами столе.
Рэйчел отдала капитану письмо, заплатила за его отправку и собралась уходить. Ей еще предстояла рискованная экспедиция на Скид Роуд, а уже начало темнеть.
Спохватившись, она остановилась в дверях.
– Капитан,– застенчиво спросила она,– скажите, вы знаете фамилии всех ваших пассажиров?
Пожилой моряк улыбнулся:
– Не всех, иначе я знал бы и вашу. Ведь я точно помню, что вчера вы были у нас на борту.
Ободренная его дружелюбием, Рэйчел описала Эзру Маккиннона и спросила, не помнит ли он такого пассажира.
К ее разочарованию,– хотя и не к удивлению,– капитан не вспомнил ни имени, ни самого человека. Однако он пообещал быть начеку и сообщить Рэйчел, если до него долетят какие-нибудь слухи о Маккинноне. Рэйчел поблагодарила и решительно зашагала в сторону Скид Роуд.
Вдоль тонущих во мраке причалов с шорохом носились корабельные крысы, темными громадами возвышались бочки и ящики. Впереди виднелись огни, слышались смех и разудалая музыка, обычная для этой пользующейся дурной славой части города.
Каблучки новых туфель Рэйчел одиноко и звонко постукивали по дощатому тротуару, и пару раз то ли моряки, то ли лесорубы останавливались, пяля глаза на девушку. Она прибавила шаг, стараясь держаться подальше от тени, которую отбрасывали стены складов, тянущихся вдоль берега.
Первый салун располагался в лачуге, стены которой были сколочены столь небрежно, что сквозь них полосками пробивался свет. Посыпанный опилками пол начинался почти у самой полосы прибоя. Вонь гниющих водорослей и дохлых креветок смешивалась с запахом пота, дешевого виски, сигарного дыма и одеколона того сорта, что продаются в склянках емкостью в кварту.
