Жанэт Квин-Харкин - Пленённая мечтой
Неожиданно Брюс подскочил к нему и влепил пощечину.
— Что это… — рука Фредди в удивлении прикоснулась к челюсти.
— Что случилось? Боишься дать сдачи. Кишка тонка!
Фредди издал гневный возглас и бросился к Брюсу. Как будто прорвало дамбу враждебности. Они бросились друг на друга, ругаясь и отвешивая друг другу оплеухи. Услышав ужасный шум снаружи, Грейс собрала силы и подобралась к окну.
— Остановитесь сейчас же! — выкрикнула она и зашлась кашлем.
Звук ее голоса произвел на мужчин немедленный эффект. Они опустили руки и остановились, тяжело дыша. Не говоря ни слова, Фредди обошел вокруг дома и начал отмывать кровь с лица под эмалированным рукомойником.
На следующее утро Грейс была слаба и вымотана, но уже не ослеплена ужасной головной болью. Она смогла сфокусировать взгляд на костюмах, висевших на стене, и обнаружила, что остался лишь один костюм — хороший костюм, в котором Брюс венчался с ней.
Вошел Брюс с чашкой чая:
— Не хочешь чего-нибудь выпить?
— Сначала помоги мне сесть, — попросила Грейс.
Брюс взбил подушки и нежно усадил ее, затем стал поить ее чаем.
— Фредди ушел, — сказал он.
— Ушел? Куда?
— Он возвращается домой в Англию. Он сказал, что с него достаточно.
— Но что же теперь будет с нами? — спросила Грейс. — Это были его деньги. Он купил самолет.
— Он сказал, что за аренду уплачено до конца года, а стоимость самолета мы можем выплатить частями и позже.
— Это очень мило с его стороны, сказала Грейс. Она легла и закрыла глаза. — Бедный Фредди. Он не создан для подобной жизни.
— Все будет лучше. Мы ведь только начинаем, — сказал Брюс.
— Ему было нелегко видеть нас все время вместе, — заметила она. После долгого молчания она сказала: — Вы дрались вчера вечером по этому поводу?
— Он сказал мне несколько ужасных вещей, — ответил Брюс. — Он сказал, что я ушел, когда был тебе нужен. Он сказал, что я рад тому, что у тебя — выкидыш.
— Ты рад? — спросила она тихо.
Брюс нервно заерзал на краю постели:
— Видишь ли, начнем с того, что я просто не был слишком этому рад, потому что еще не могу содержать семью. Но я уже начал привыкать к этой идее. Я очень рад, что ты поправляешься. Какое-то время мне казалось, что ты можешь умереть.
— Я — нет. Я крепкая, — сказала Грейс.
— Я знаю… Еще тогда, когда ты крутила мне мозги в госпитале…
Он взглянул на нее почти застенчиво и погладил ей волосы:
— На самом деле, все к лучшему, правда, Грейс?
Она кивнула, слишком усталая, чтобы еще и думать.
— Ну а нам вдвоем без Фредди будет значительно лучше. Мы сумеем наладить авиалинию, правда же?
Она вновь кивнула головой, Брюс вышел из комнаты на цыпочках, а Грейс откинулась на подушки.
Когда она очнулась от дремоты, услышала звук рыданий. Она сумела выползти из кровати и доковылять до кухни. Брюс сидел, положив голову на стол и рыдал, не контролируя своих чувств.
Она подошла к нему, обняла за шею и спросила:
— Брюс, дорогой мой, что с тобой?
Все его тело сотрясалось:
— Наш малыш, Грейси, наш малыш… Я так виноват перед тобой… Я плохой тебе муж, я подвел тебя…
— Не дури, — сказала она, потершись о его щеку: — Ты меня не подводил.
— Фредди прав: когда я был тебе нужен, меня не было рядом, — сказал он, тяжело вздыхая. — Мне нужно было уйти. Он не понял, но на меня вдруг все нахлынуло…
— Что нахлынуло?
— Я вспомнил, как мама умерла от морской лихорадки. Я боялся, что теряю тебя, Грейси. и не мог этого вынести. Я подвел тебя.
Грейс гладила его по волосам, прижав его голову к груди, как будто он маленький.
— Я понимаю тебя, я понимаю.
Брюс посмотрел ей в лицо:
— Тебе не нужно вставать с постели.
Он поднялся, обнял ее, чтобы помочь дойти до кровати. Уложил ее и поправил волосы. — Я пошлю телеграмму Фредди, попрошу его подождать тебя в Брисбене и отвезти домой.
— Что?
— Ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я, сказал он. — С ним твоя жизнь будет лучше, там, где ты родилась.
— Но я не хочу возвращаться домой с Фредди. Я люблю тебя, идиот, — она рассмеялась сквозь слезы.
— Но я плохой муж. Я не принес тебе ничего, кроме бед.
— Все наладится, вот увидишь. Все наладится. Ты уже получаешь работу, и скоро о тебе все узнают. Очень скоро ты будешь так занят, что домой не заглянешь.
19
Весь следующий месяц, пока Грейс поправлялась, Брюс делал все возможное, чтобы угодить ей. Чтобы у нее появился аппетит, он привозил из города все деликатесы, которые только мог найти в магазинах, — консервированные устрицы, свежие апельсины, заливное из телятины. Она знала, что денег у них для подобных расходов мало, но у нее не было сил протестовать. Было такое впечатление, что болезнь и утрата высосали из нее все жизненные соки, что у нее не осталось иных сил, кроме как на то, чтобы делать некоторые домашние дела. Она часами могла сидеть на крыльце, наблюдая, как на ограде сидит птица или как ящерица ловит муху.
Прошло еще какое-то время, но она по-прежнему была так тиха, что Брюс начал подумывать, не повлияли ли лихорадка и перенесенный прерыванием беременности шок на ее рассудок. Он пытался пробудить в ней интерес к авиалинии, брал ее с собой, когда чинил самолет, и просил ее передавать ему инструменты. Он принес бумагу и попросил ее набросать план будущего дома, который он станет строить для нее. Она ни одной пометки на бумаге не сделала. Он привез ей кенгуренка.
— Я говорил тебе, что из них получаются отличные домашние животные, — сказал он. — Он станет следовать за тобой повсюду и составит тебе компанию, когда меня не будет дома.
— Ты не отобрал его у матери? — спросила Грейс, принимая из его рук брыкающийся и извивающийся комок, состоявший, казалось, только из глаз и ног.
— Нет. Он выпал из материнского кармана, когда она бросилась наутек.
Грейс кормила детеныша из бутылочки, взятой у О'Брайанов, и вскоре ей пришлось согласиться, что прыгающий целый день вокруг нее малыш, время от времени мирно дремлющий у нее на коленях, был просто очарователен.
Малыш-кенгуру, которого Брюс назвал Джой, как и все детеныши кенгуру, сразу же научился прыгать к Грейс в постель и сворачивался рядом с ней. Это тоже было приятно Грейс. Брюс перешел на кровать Фредди, стоявшую на веранде, говоря, что не хочет мешать ей спать. Ей не хватало его присутствия, она звала его вернуться, но он, казалось, не хотел до нее касаться, как будто она была сделана из фарфора и могла разбиться от малейшего прикосновения.
— Лучше мне пока побыть здесь, — говорил он.
