Кортни Милан - Искушение любовью
— Это тоже местная традиция. — Он улыбнулся, но улыбка тут же исчезла, как только он взглянул ей в глаза. — И по правде говоря, у вас был такой вид, будто вам не помешало бы взбодриться. Мне показалось, что это самое подходящее средство. — Он отхлебнул еще бренди и посмотрел на ее руки, сжимавшие бокал. Потом перевел взгляд на ее лицо. — К тому же… я пытаюсь утопить в вине свое лучшее «я».
Огонь? Совсем не бренди вызвало пламя в его глазах, в этом Джессика была уверена. Она могла бы опьянеть от одного лишь его взгляда. Это темное, тяжелое желание. Страсть. Ее было столько, что она выплескивалась наружу.
Джессика сделала еще один глоток. Легче было глотать эту расплавленную магму, чем смотреть на него. Все самое лучшее и доброе в ее жизни заключалось в Амалии.
— Вам повезло, — горько сказала она. — Лучшее «я». У меня такого нет.
Он взял бутылку и налил себе еще немного.
— Не добродетель приводит мужчин и женщин к греху, сэр Марк, — заметила Джессика. — Наоборот, их бросают друг к другу все худшее, что в них есть. А хорошее сдерживать незачем. И незачем топить.
Она не осознавала до конца, чего хочет, пока не произнесла эти слова. Кажется, именно поэтому она и пришла. Не из-за безрассудной страсти, не ради физической близости, а за чем-то, что было гораздо глубже и интимнее, чем просто желание.
Она пришла за утешением.
Сэр Марк отпил еще немного.
— Хотите еще? — невозмутимо предложил он.
Джессика нерешительно потерла шею.
— Удивительно, но я еще не совсем сожгла кожу в горле, так что… почему бы и нет. — Она протянула ему свой бокал.
Он поднял бутылку, но не взял бокал у нее из рук, а придвинулся ближе, не отрывая от нее глаз. Он обхватил ее пальцы своими. Если бренди было обжигающе горячим, то внутри Марка находилась, должно быть, раскаленная топка. Удерживая ее руку, он налил ей немного, и Джессика поднесла бокал к губам, притянув к себе и его ладонь. Его бедро оказалось совсем близко; она едва могла дышать. Она не смела сделать глоток. Он был рядом, он был живой и теплый, и от любого его прикосновения оживали ее самые тайные видения.
— Что вы делаете?
— Я размышляю, — тихо произнес он. — Думаю о правильном и неправильном.
Он провел пальцами по ее руке и обхватил локоть. Ее пальцы тоже сомкнулись на его руке. Она невольно подалась к нему; по всему ее телу пробежали восхитительные мурашки. Он осторожно отнял у нее бокал и поставил его на пол, рядом с бутылкой.
— Я вижу, вы сделали выбор в пользу правильного, — дрожащим голосом заметила Джессика.
— Не уверен, — прошептал он и склонился к ней. Она почувствовала, как его дыхание щекочет ей шею, а руки обвивают талию.
Откуда он узнал, что сейчас ей требуется именно это? Что разговор разорвет ее сердце на маленькие кусочки?
Как он понял, что нужно погладить ее подбородок большим пальцем и взять ее лицо в свои ладони? Как догадался, что больше всего на свете ей хочется прижаться лбом к его лбу? Любой другой мужчина ни на секунду не задумался бы о том, чтобы сделать ей хорошо. Он не стал бы обнимать и успокаивать ее, а поспешил бы заявить на нее свои права.
— Вы дрожите, — заметил сэр Марк.
— Я получила дурные известия.
Он не стал настаивать на том, чтобы она немедленно все рассказала. Он не требовал от нее ничего, и от этого Джессика чувствовала себя плохой и порочной. Она пришла к нему за утешением, и он сразу, не раздумывая, предложил ей помощь. Как и днем, к ее горлу вдруг подкатила тошнота, а руки опять затряслись.
Если она совратит праведника, то непременно попадет в ад. Но если ад действительно существует, свое место в нем она заработала уже давно. Вот что означало быть падшей женщиной. Потерять всякую надежду оказаться в раю.
Никакой надежды на рай не осталось… кроме его запаха, его рук. Спасение заключалось только в его губах, осторожно коснувшихся ее шеи. В его чуть-чуть грубоватых, очень мужских ладонях, гладивших ее плечи.
Когда ее пальцы нашли его подбородок, он вовсе не почувствовал себя осужденным на вечные муки грешником. Она приподняла его голову и заглянула ему в глаза. Их губы встретились; она обняла его за плечи, как будто не хотела отпускать; он держал ее нежно и бережно, будто хрупкую драгоценную вещь, которую легко сломать.
И это было прекрасно. Он совсем не удерживал ее. Каждой своей новой лаской он словно спрашивал разрешения; на каждое прикосновение его губ она могла ответить «да» или «нет», по собственному желанию, он не настаивал, а предлагал.
И ответ был только один. Да. Ее язык отвечал «да», «да», — говорило ее жаркое сбивчивое дыхание, «да!» — кричали ее руки, впивавшиеся в его плечи.
Его ладони спустились ниже, гладя ее стан, и Джессика почувствовала, что ее тело пылает, словно в огне. Его губы скользнули по ее подбородку и приникли к шее. Он обхватил ее грудь и нежно сжал ее. Его движения не были ни неуверенными, ни искушенными; он как будто бы медленно — мучительно, невыносимо медленно — изучал бесценное украшение и боялся, что нечаянно его сломает.
— Джессика, — прошептал он, уткнувшись ей в шею.
Он нашел бусинку ее соска, и Джессика прерывисто вздохнула, когда он обвел ее большим пальцем. Удовольствие пьянило и обжигало, словно бренди, и уносило все неприятные мысли, все, что она хотела бы забыть.
Ее руки погладили шерстяную ткань его жилета. Торопливо нащупывая пуговицу за пуговицей, она расстегнула их все и добралась до накрахмаленной льняной рубашки, согретой теплом его тела. Она вытянула край из брюк и прильнула ладонями к гладкой горячей коже.
Она провела рукой по его животу и груди, и он застонал. Она погладила его еще, чувствуя, как от ее прикосновений напрягаются и твердеют его мускулы. Другой мужчина давно бы опрокинул ее на спину…
Он снова поцеловал ее шею.
— Сегодня днем я дал себе обещание никогда не видеться и не разговаривать с вами, — прошептал он.
— Почему же вы изменили свое решение?
Он пожал плечами:
— Вы ждали меня у дверей. И моей первой связной мыслью при виде вас было — значит, плевать на все обещания. Достаточно было одного вашего появления, как вся моя решимость разлетелась в пух и прах. Может быть, вы мне совершенно не подходите, но я никак не могу с вами расстаться.
— Я чувствую то же самое. Для меня вы самый неподходящий на свете мужчина. Хуже просто быть не может.
— Значит, я такой плохой?
— Вы слишком хороший. — Ее горло судорожно дернулось. — Сэр Марк, деревенские сплетники были ко мне достаточно добры. Я… была близка с мужчиной, который не являлся моим супругом. — Она запнулась, но заставила себя договорить: — Больше чем с одним мужчиной.
