Пенелопа Нери - Украденный миг
Она кивнула:
— Нет. Но… я так боюсь, Джеки. Вдруг у нас ничего не выйдет, все ли ты хорошо рассчитал? Что, если мы здорово пролетим на этом?
— Никаких сомнений, любовь моя, — прошипел он. — Ты должна верить мне. А пока каждый из нас должен хорошо выучить и исполнить свою часть работы. — Джек ободряюще похлопал ее по спине. — Давай-ка, птичка, улетай из гнездышка, да поживей! Кимо Пакеле здесь! Если он увидит твою лошадь… Ты должна постараться и хорошо поработать. Достань мне бумагу и замани сюда старого Кейна. А я помогу тебе.
— Я сделаю все, как ты велел. Но обещай мне, что ты не причинишь ему вреда, Джеки. Он неплохой человек…
— Ладно, ладно! Я только повяжу ему бантик на шейку… Я же тебе сказал: Гидеон должен раскошелиться, а разве он даст выкуп за своего папашу, если со стариком что-нибудь случится? Да я буду пылинки с него сдувать. Мы станем богачами, поверь мне!
— А что же будет со мной?
— Я уеду в Гонолулу, и через месяц-другой ты сбежишь ко мне. Мы вместе уедем в Америку! И заживем мы с тобой! Ну, голову выше — и вперед, девчонка! — Он весело шлепнул ее по заду на прощанье.
Джулия уже проехала целую милю по направлению к дому, когда управляющий Кимо Пакеле поравнялся с ней.
— Приветствую вас, миссис Кейн! — Он галантно приподнял шляпу. — У вас все в порядке, миссис Кейн? Я разыскивал пропавшего бычка в лесу и увидел вашу лошадь, мэм. Я не заметил вас рядом с ней и подумал, что с вами что-то случилось… Лучше бы вам держаться подальше от того места, мэм. Там скрывается опасный человек, каторжник. Он осквернил наши жертвенники и могилы наших предков. Там нельзя жить. Это — табу! Не всякому гавайцу позволено появляться в тех местах, а уж о белых и говорить нечего! Даже мистер Кейн не бывает там.
— О табу я ничего не знала и сожалею, что невольно нарушила покой священных мест. Но никаких каторжников я там не видела. Впрочем, если бы и наткнулась случайно на Джордана, я бы сама сумела защитить себя. Я села в седло прежде, чем научилась ходить. Вам незачем было беспокоиться, мистер Пакеле!
— Возможно, миссис Кейн, но полагаю, что мистер Гидеон был бы недоволен, прознав о ваших дальних прогулках. Ведь вы должны теперь думать не о себе одной, мэм…
— Послушайте, Кимо, не утруждайте меня и моего мужа вашей ненужной заботой! Не суйте свой нос в мои дела. Я сама знаю, что мне делать! Не злите меня, мистер Пакеле. Вы меня поняли?
Джулия свирепо глянула на Пакеле и, тряхнув золотистой копной разметавшихся по ветру пышных волос, пустила лошадь в галоп.
Дядя Кимо озадаченно смотрел ей вслед.
Странно, что она назвала имя Джека Джордана. Она не должна была знать, о ком идет речь. Нет, эта женщина лжет и что-то скрывает. Но что?
На следующее утро Джек Джордан проснулся от того, что кто-то смотрел на него.
Приоткрыв опухшие веки, он увидел связку священных листьев ти, лежавшую рядом с ним. Пот проступил у него на лбу.
Это было предупреждение жрецов. Джек знал, что нарушил табу, поселившись в священных местах.
В ужасе он перевел взгляд на белое пятно, смутно проступавшее в рассветном сумраке. Темнокожий гаваец в белоснежном тапу, спадавшем мягкими складками, сидел на циновке, не сводя с него горящих янтарно-желтым огнем глаз.
— Моки? Что тебе надо от меня, старый колдун? — хрипло прошептал Джордан.
— Ты уже понял, почему я пришел сюда? — Гаваец указал на листья ти. — Это место не для тебя, Джордан. Здесь — наши святыни. Священные останки наших предков, королей и жрецов. Никто не смеет тревожить их покой. Ты осквернил своим присутствием наш древний храм, Джек Джордан. Ты не смеешь приближаться к ним! Ты не смеешь приближаться к женщине по имени Эмма Калейлани. Знай, нечестивец, с этой поры она — табу для тебя. Так решили жрецы. Убирайся отсюда, грязный нечестивец! Тебя ждет страшный конец, ты обречен, Джордан! Поберегись, говорю тебе. Это мое последнее предупреждение.
Голос гавайца вдруг зазвучал с такой силой, что горное эхо отозвалось ему.
Бросив все, даже освежеванную тушу бычка, украденного недавно, мяса которого ему должно было бы хватить не меньше, чем на неделю, Джордан без оглядки бежал прочь от оскверненных им мест.
Глава 24
— Куда это мы все едем и едем, Калейлани? — Усталая Махеалани крепко прижалась к Эмме.
— Мы едем в горы, к тете Моми. Ты ее помнишь? Мы скоро приедем, малышка. Ты проголодалась?
— Да.
— Ничего, скоро можно будет перекусить, а когда мы будем на месте, я разрешу тебе покататься с холма на доске. Но всего пару раз, не больше.
— Правда? — Девочка с восторгом заглянула в лицо сестры. — А почему ты не взяла с собой Пикале и Камуэлу? Они тоже любят кататься!
— Я хотела немножко побыть с тобой вдвоем, солнышко. Хочешь, я расскажу тебе сказку про Поли и Пеле?
— Давай! — Махеалани, засунув указательный пальчик в рот, приготовилась слушать любимую историю.
Долина Вайкалани осталась далеко позади.
Они ехали мимо полей сахарного тростника. Урожай уже был собран. Скоро сюда придут рабочие и подожгут тростниковую стерню — огонь, змеясь и шипя, побежит по земле, раскаленные угли будут подлетать высоко вверх, точно ракеты во время фейерверка, все застелит желтоватый вкусно пахнущий жженым сахаром дым, а нарядные парни и девушки придут сюда, точно на праздник.
— Так с чего мы начнем историю, малышка?
— С самого начала.
— Правильно… Ты тоже можешь послушать, Макани, если пожелаешь.
Махеалани звонко рассмеялась. Ей казалось очень забавным то, что лошадка тоже будет слушать сказку. Она так разошлась, что не могла остановиться.
— Надеюсь, Макани, ты знаешь, как нужно вести себя, и не станешь мешать мне… — продолжала Эмма.
Махеалани испуганно прикрыла рот ладошкой.
— Очень хорошо. Итак, обе вы знаете, что Поли — это великая богиня вечных снегов и живет она на вершине Белой Горы. — Эмма указала вдаль, на горный пик, видневшийся сквозь облака.
— А учитель Уоллес говорит, что богов никогда не было, что их просто придумали неграмотные туземцы… Как же так? Как на самом деле?
— Мистер Кеальи Уоллес говорит так?
— Да. Он говорит, что есть только один великий Бог, но он в трех лицах: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой. А кто верит в других богов, тот язычник и безбожник…
Эмма растерянно молчала.
— Он это сказал нам в тот день, когда отругал тебя, помнишь, за то, что ты разрешаешь нам петь псалмы по-гавайски. Он сказал, что мы в школе должны говорить только по-английски, а кто будет говорить гавайские слова, того будут наказывать. — Личико Махеалани стало враждебным. — Я не люблю мистера Уоллеса. Когда он ругает меня, у меня в животе становится холодно… Почему мы должны делать все, как он говорит, Эмма?
