Эмилия Остен - Сердце крестоносца
Римильда с улыбкой слушала повествование Танкреда, которое, впрочем, оказалось коротким; основных подробностей добавил де Ритон, обладавший ярко выраженным талантом рассказчика. Он так живописал подвиги графа Мобри и рыцарей, что Римильда заподозрила: кое в чем Парис немного привирает. Впрочем, Танкред не мешал рыцарю хвастаться, и Римильда приняла весь рассказ на веру. В конце концов, воины всегда повествуют о битвах, если возвращаются после них живыми. Исключение – ее немногословный муж.
Когда отряд въезжал во двор, Римильда испытала острую, ни с чем не сравнимую радость при виде Танкреда. Она пошла ему навстречу, надеясь, что он повторит поцелуй, однако уставший супруг лишь поклонился своей леди и поприветствовал ее по всем правилам этикета, а в уложения этикета прилюдно целоваться не входит. Отправляясь осматривать свои владения, Танкред, видимо, поддался минутной слабости или в голову ему что-то странное взбрело – весна, наверное; а сейчас вновь взял себя в руки. Черт бы его побрал! Римильда старалась не показать, что сердится. Она приветствовала возвратившихся как полагается.
В большом зале накрыли стол, и начался пир горой. Римильда сидела во главе стола, рядом с Танкредом, на стуле с высокой резной спинкой. Муж находился совсем рядом, иногда его рука задевала ее руку, но и только. Танкред словно сделался еще более отстраненным, чем был до отъезда.
– Когда вы снова отправитесь в путь? – спросила Римильда.
– Послезавтра. Завтра люди будут отдыхать, – заявил Танкред.
– Не похоже, чтобы они сильно устали. – Римильда наблюдала за молодыми рыцарями, которые обменивались шутками и хохотали.
– И тем не менее нужно отдохнуть. Да и я сам не прочь денек побыть дома.
Римильда пораженно повернулась к мужу:
– Дома? Ты сказал – дома?
– Ну конечно. Ведь Дауф теперь официально – мой дом. Я ведь имею право называть его так? – Он улыбнулся самым уголком рта.
– А ты был рад, когда возвращался?
– Мне хотелось поесть и принять ванну.
Предельная честность. Проку Римильде от этой честности…
– Тогда я прикажу подготовить ванну.
– Спасибо, Римильда.
Ничего больше она от него не дождалась.
Танкред держался на расстоянии, вел себя по отношению к супруге вежливо и предупредительно. Уезжая через день, он не сделал попытки повторить поцелуй, хотя Римильда подошла достаточно близко. Видимо, практичный муж решил, что одного раза на виду у всех вполне достаточно.
Весна разгоралась, как огонь в очаге, который кормят сухими ветками. Земля подсыхала, крестьяне приступили к севу. Танкред пропадал днями и неделями, Римильда видела его теперь лишь изредка. Благодаря его усилиям на замок никто не пытался нападать, однако Римильда тосковала. Ей хотелось бы, чтобы муж чаще бывал дома, тогда у нее появились бы шансы как-то его привлечь. Пока же казалось, что они с Танкредом все больше отдаляются друг от друга.
Римильде это не нравилось. Когда муж возвратился из очередной поездки в середине апреля, она смирно приказала слугам наполнить ему ванну, подождала, пока Танкред туда усядется, и, прихватив с собой мыло и кое-какие восточные масла, которыми снабдила ее Калев, решительно направилась в покои мужа. Хватит.
Дверь оказалась не заперта. Римильда вошла; Танкред сидел спиной к ней в огромной дубовой бочке, его мокрые темные волосы рассыпались по плечам. У Римильды захватило дух от этого зрелища.
– Ты пришла, чтобы помочь мне совершить омовение, Римильда? – невозмутимо поинтересовался Танкред, не оборачиваясь. Она чуть не выронила мыло.
– Как ты понял, что это я?
– В Палестине, – Танкред все-таки обернулся, и теперь она видела его профиль, – если ты не слышишь, словно мелкий ночной зверек, тебе не выжить. Однажды мою жизнь спасло то, что я услыхал скрип тетивы. Так что твои шаги я знаю.
– Да, я пришла, чтобы помочь тебе помыться, – решила не увиливать от ответа Римильда.
– Думаешь, я не справился бы сам?
– Нет… – Римильда порозовела. – То есть да. Справился бы. Но…
– Хорошо. Приступай.
Его деловой тон смутил Римильду, однако так просто отступаться она была не намерена. Пройдя к бочке, она высыпала в воду содержимое одного из мешочков Калев. От воды немедленно начал подниматься ароматный пар.
– Что это? – поморщился Танкред.
– Калев уверяет, что это снадобье помогает усталым путникам вновь почувствовать себя дома. Что там намешано, она не сказала, но утверждает, что ничего опасного. – Римильда склонна была верить няне, но вот почему-то ей подумалось, что в отношении Танкреда добрая Калев способна была на подвох.
– Пахнет подозрительно. Надеюсь, я не превращусь в герцога Рено. Или хуже.
Римильда представила, как оборачивается, а вместо прекрасного мускулистого мужа в бочке сидит оплывший, словно свеча, Рено Гранье, и истерически захихикала. Танкред приподнял брови:
– Тебя что-то рассмешило?
– Твоя шутка. И я не могу представить, что может быть хуже герцога Рено.
– А я вовсе не шутил. Пожалуй, потом спрошу у Калев, не пытается ли она отравить или хотя бы одурманить злого норманна, который забрал руку ее любимицы. – Танкред помолчал и мягко осведомился: – Ну?
– Что? Ах да. – Римильда отложила подозрительные нянины мешочки, взяла обычное мыло и приблизилась к бочке. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Любопытный вопрос, – пробормотал Танкред. – Для начала, можешь вымыть мне волосы, раз уж так хочется мне помогать. Кажется, они стали слишком длинными, стоит поискать кого-нибудь, кто может справиться с ножницами. Желательно не с теми, которыми стригут овец.
– Это долг гостеприимства, – вырвалось у Римильды прежде, чем она успела сообразить, что сказала.
– Вот как! – оскорбился Танкред. – Так я гость в собственном доме?
– Нет, извини. Я оговорилась. Моя мама всегда помогала гостям совершить омовение, а отказывались немногие. И с моим отцом они вечно вместе пропадали в его покоях, когда там наполняли ванну. Так что я следую традициям рода.
– Впредь, – сказал Танкред, – я не хотел бы, чтобы ты мыла наших гостей. Достаточно одного меня. Не желаю ни с кем делиться собственной женой.
– Да ты тиран, милорд, – пробормотала Римильда.
– Что же ты? Приступай.
Она прикоснулась к волосам Танкреда, таким густым, темным и удивительно мягким и непокорным одновременно. Это оказалось совершенно новое ощущение. Как будто Римильда до сих пор знала только половину мира и думала, что это и есть весь мир, а оказалось – это только кусок. И вот теперь у нее есть вторая половина, запертая в волшебном ларце. Римильда не знает, как подобрать ключ, а из ларца иногда доносится музыка…
