Роберта Джеллис - Каштановый омут
– Дорогая, – прошептал Адам, отнимая губы, но, не отпуская ее, – не бойтесь. Я не причиню вам зла.
С шевелением губ Адама к Джиллиан понемногу начал возвращаться здравый смысл. Она еще не способна была сообразить, как следует поступить, но уже почувствовала страх. В эту минуту Адам, конечно, не испытывал ничего, кроме желания, которое сжигало его, но потом, остыв, он увидит ее такой, какая она есть, – похотливой, безнравственной. Она зарыдала.
– Любимая, не плачьте, – взмолился Адам, перемежая слова нежными поцелуями. – Я не стану насиловать вас.
– О, помоги мне, Богородица, – взвыла Джиллиан. – Я не боюсь, что вы изнасилуете меня. Вам и не нужно насиловать меня. Смилуйтесь! Не позволяйте мне превратиться в шлюху! Не спрашивайте меня, чего я желаю. То, чего я желаю, – грязь. Помогите мне!
– Любовь – не грязь, – произнес Адам, целуя слезы, катившиеся по ее щекам, и ее губы. – Любовь сладка и священна.
– Не для нас, – рыдала Джиллиан, наконец-то найдя в себе волю оттолкнуть его, но с таким же успехом она могла бы попытаться оттолкнуть стену замка толщиной в восемнадцать футов. – Я жена другого человека. А брак священен.
– Он же был совершен против вашей воли, как вы говорили, – произнес Адам, отказавшись от попыток вновь поцеловать ее в губы. В голосе его прозвучали металлические нотки.
– Разве это имеет значение? – страстно спросила Джиллиан. – Разве имеет значение, что я предпочла бы быть женой ядовитого змея? Что несчастный слабоумный калека Гилберт был гораздо желаннее для меня? Священники говорят, что, по закону Божьему, женщина должна свято блюсти верность – неважно какому мужу, – рыдания снова душили ее. – Позвольте мне уйти, – отчаянно взмолилась она. – Я не боюсь проклятия. Я боюсь только вас.
– Из всех мужчин мира меня-то вы должны бояться в последнюю очередь, – возразил Адам.
– Нет, – вздохнула Джиллиан, позволив себе безвольно опереться на Адама, откинув голову назад. – Любой мужчина может избить, изнасиловать, убить меня, но только вы можете погубить меня, потому что – Господи, помоги мне! – я люблю вас.
10
Эти три коротеньких слова подействовали на Адама так, словно па него вылили ушат холодной воды. Он уставился на покорное лицо Джиллиан и понял, что, если возьмет ее сейчас, она не будет сопротивляться, даже, наверное, откликнется с большой страстью. Ему так хотелось ее, что тело его ныло и зудело, но она сказала, что любит его. Если это было правдой, то правдой было и другое: он действительно мог погубить ее.
Адаму было ясно, что Джиллиан довелось натерпеться насилия и обид от мужчин, которые считали ее пустым местом, и она выдержала все, потому что ненавидела их. То, что она испытывала ненависть, а не примирялась с действительностью, помогло ей выжить. Теперь, однако, она примирилась бы, охотно и радостно она пришла бы к нему, даже зная, какой грех совершает против законов божеских и человеческих. Это не имело для нее значения, пока не имело значения для него.
Одна часть души Адама гордо возражала, что это не имело бы значения и для него. Брачные клятвы Джиллиан были фарсом. Она никогда осознанно не клялась «любить, хранить честь и повиноваться». Нельзя предать то, в чем не клялся. Она свободна от уз верности. Почему же тогда он должен плохо думать о ней? Ему никогда и не приходило в голову плохо думать о Джиллиан. Чувствуя на руках почти невесомое тело, ее сладостное учащенное дыхание, Адам снова потянулся к ее губам.
Они охотно, с готовностью раскрылись перед ним, но поцелуй Адама был недолог. Ее глаза пожирали его, широко открытые, боязливые и доверчивые одновременно. Он понял, что уже думал о ней плохо, всего несколько минут назад, когда обнаружил ее наедине с Катбертом. Он не верил, не мог поверить, что она всего лишь ломала комедию, выгадывая для себя что-то, но… но… Но что, если после того, как он возьмет ее, что-нибудь еще разбудит его подозрения? Что, если при его несдержанности с его языка сорвется какое-нибудь слово, которое он вовсе не имел в виду, а если имел, то тем хуже? Не зная за собой вины, Джиллиан могла бы обидеться и заплакать, если она любит его, как говорит, но то, что прежде могло показаться лишь маленьким уколом, теперь, когда она так унизила себя в своих собственных глазах, способно превратиться в зияющую смертельную рану.
Джиллиан доверилась ему. Прежде, чем он позволит ей уступить ему, он должен быть больше уверен в ней и в себе самом. Адам закрыл глаза, сглотнул и поцеловал Джиллиан в лоб.
– Вы поступили так жестоко, – прошептал он, – взвалив на меня тяжесть своей души.
– Я слишком слаба, чтобы нести ее в одиночку, – вздохнула Джиллиан. – Это ваше. Все мое – ваше. Вы должны сделать со мной то, что считаете наилучшим. Я не доверяю себе.
Адам тоже вздохнул, потом нежно встряхнул ее и положил руки ей на плечи, чтобы приободрить.
– Это не слишком хорошая идея, Джиллиан, – грустно сказал он. – Я всего лишь мужчина. Не просите от меня большего, чем я могу. Я тоже могу терпеть неудачи.
– Но не со мной, – со всей страстью ответила Джиллиан. – Со мной никогда. Но я попытаюсь, милорд, нести свое бремя сама, если вы считаете, что так нужно.
– Говорите «Адам», – предложил он, улыбнувшись. – Вы сделали меня своим слугой и нагрузили такой ношей. Разве теперь вам не подобает называть меня по имени?
– Адам, – послушно повторила Джиллиан. Какое чудесное совпадение: Адам – первый и единственный мужчина. – Но ведь как раз господин и тянет всегда самое тяжелое бремя, а не слуга.
– Тут вы совершенно правы, – согласился Адам, и улыбка его сменилась хитрой усмешкой. – И чтобы дьявол не занял праздные руки этого господина какой-либо своей дьявольской работой, мне следовало бы залатать ту брешь, которая из-за моего легкомыслия возникла в ваших запасах.
– Из-за моего легкомыслия, – твердо заявила Джиллиан.
– Из-за нашего легкомыслия, – рассмеялся Адам. – Хотя я не понимаю, почему вы полагаете, что вам можно поставить в вину то, что вы рассказывали своему поработителю не больше, чем он спрашивал…
– Я уже говорила вам, что никогда не чувствовала ничего такого. Я боялась вас, но была рада вам, потому что вы избавили меня от Осберта. Только как… Простите меня, мой господин, если я скажу неприятные вам вещи, но крепостные уже голодают. Многие не доживут до весны. Если вы еще что-нибудь отберете у них, некому будет работать на земле.
Адам в порыве чувств снова поцеловал Джиллиан, но быстро и легко, только как в знак одобрения ее слов. Он отстранился, пока это не привело ни к чему большему. Она была такой умницей и так мило говорила свои мудрые слова, не выкрикивая их в виде гневного приказания, как это слишком часто случалось с леди Элинор в разговорах с сыном.
