Шеннон Дрейк - Очарованная
Тонкий ум.
Яркий, острый, насмешливый.
И все это — в прекрасной оболочке.
Тан Грир своими словами попал точно в цель — уловил самую суть.
Его, Марка, привлекла в этой девушке внешняя красота, но соблазнил тонкий ум.
Альбома нигде не было.
Элли искала повсюду, но не смогла найти альбом, в который записывала наброски своих статей.
Ослабшая от усталости и очень встревоженная, она взобралась на камень.
Разбойник тоже не пришел.
Девушка похолодела от страха, когда поняла, в какую переделку попала. Она была уверена, что вчера в карете убедила Марка в том, что никогда не видела конверт, адресованный Оливии Коттедж. Но Марк — это разбойник. А раз ее альбома здесь нет…
Если разбойник, то есть Марк, нашел его, то рано или поздно ее вчерашнее отрицание не будет ничего значить.
Сначала Марк собирался уехать сразу же, как только получит в редакции газеты ответы на все интересующие его вопросы.
Но по дороге к охотничьему домику своего отца он понял, что сможет лучше использовать потраченное время, если сначала нанесет еще один визит — необходимый и очень важный.
Элизабет Херрингтон Прайн была еще красива, несмотря на свои почти сорок лет. Она была высокого роста. Изящество ее движений привлекало к ней взгляды так же сильно, как ее красота. Она сама открыла Марку парадную дверь и, кажется, испугалась, увидев Марка, но быстро пришла в себя:
— Марк! Входите же. Извините меня, в последнее время я не принимаю гостей.
— Прошу вас, простите, что врываюсь к вам, когда вы еще в трауре.
— Вы как раз не врываетесь. Когда Джек был… убит, здесь всюду ходили полицейские — об этом вы должны знать. Они истоптали весь дом. А потом… пришли друзья. Они пытались помочь в похоронных хлопотах, приносили еду, и надо было делать вид, что ты пытаешься справиться с бедой. Наконец суматоха кончилась, и только тогда у меня появилось наконец время горевать в одиночестве.
— Элизабет, я очень сожалею о вашей потере.
Вдова внимательно посмотрела на него яркими зелеными глазами:
— Когда это говорите вы, я верю, Марк. Вы никогда не старались погубить человека из-за того, что у него не такие взгляды, как у вас. Все же перед тем, как вы войдете, я должна предупредить вас: если я когда-нибудь узнаю, что монархия была замешана в этом гнусном деле, то сама кончу жизнь на виселице, потому что буду мстить.
— Я не верю, что это случится, Элизабет.
Она холодно улыбнулась и провела Марка в гостиную.
Дом Элизабет стоял на окраине деревни, и отсюда Марк мог отправиться в охотничий домик своего отца. А потом прийти в маленький дом Элли и встретиться с ней в облике разбойника. Еще раньше, после своих бесед с Элеонорой Брендон и ее экономкой, он решил выяснить, где находилась Элизабет, когда Джек Прайн был убит. Это было важно. Хадсон Портер — первый убитый антимонархист — не был женат. Завтра Марк собирался поговорить с его экономкой.
— Хотите чаю?
— Спасибо, Элизабет. Нет.
— Не думаю, что вы пришли ко мне с визитом вежливости.
— Элизабет, вы не были здесь в ту ночь, когда был убит ваш муж, верно?
Она покачала головой:
— Нет, я была в Лондоне. Нас пригласили на вечер, но Джек не захотел ехать. Он был убежден, что ему необходимо работать. А меня он уговорил поехать.
— А ваша экономка?
— Она работает у меня только днем. — Элизабет немного помолчала и добавила: — Она обнаружила его утром, когда пришла. Я осталась в городском доме, в Кенсингтоне.
— Насколько я понимаю, не было никаких признаков того, что в дом проникли силой.
— Не было, — согласилась вдова.
— Значит, вполне вероятно, что Джек знал своего убийцу.
Элизабет выпрямилась на своем стуле:
— Вы предполагаете, что его убил другой антимонархист — так, как написано в той статье в газете.
— Элизабет, мог бы ваш муж пригласить сюда сторонника монархии?
Она кивнула:
— Конечно мог, если бы был с ним знаком. Я знаю: вы твердо держитесь своих убеждений, но при этом ведете себя порядочно даже с теми людьми, чьи мнения отличаются от ваших. Бог знает, что Джек продолжал дружить со многими сторонниками монархии. О господи! Лорд Лайонел Витбург был очень близким другом Хадсона Портера, а Портер был убит первым. И я знаю, что для лорда Витбурга эта смерть была ужасным горем.
— Элизабет, сколько людей имеют ключи от вашего дома?
До сих пор вдова охотно отвечала на вопросы Марка, а теперь словно окаменела.
— Разумеется, у моего мужа были ключи. Ключи есть у меня и у моей экономки.
— Куда вы их кладете?
— Я не имею привычки оставлять свои ключи где попало.
— Где же вы их храните?
— В ящике туалетного столика, — вздохнув, ответила Элизабет.
— А ваша экономка? Могу я поговорить с ней сегодня?
Спина Элизабет еще более напряглась.
— Боюсь, что нет, на сегодня я предоставила ей выходной.
— Ничего страшного, я могу прийти снова. — Сказав это, Марк встал. — Элизабет, извините меня. Я пытаюсь выяснить правду.
Вдова тоже встала:
— Тогда вам нужно искать ее там, где следует.
— Где же, по-вашему?
Она гневно посмотрела на него и ответила:
— Вы могли бы начать с королевской семьи и государства!
Марк вышел из дома, предупредив Элизабет, чтобы она закрыла за ним дверь. Он услышал щелчок засова. Но сразу после этого, уже приготовившись сделать первый шаг по дорожке перед домом, он вдруг понял, что слышал что-то еще.
Марк был уверен: это были голоса.
Элизабет солгала, и экономка была в доме. Или…
Или вдова принимала какого-то гостя.
«Дорогая Элли!
Мы ушли к Мортонам. Мистер и миссис Мортон заболели лихорадкой. Сестра миссис Мортон едет сюда, но отец Кэрролл сказал, что пока кто-то должен им помочь. Эдит приготовила им суп, а мы упаковали еще несколько вещей. Боюсь, мы вернемся очень поздно. Пожалуйста, поешь, запри дверь и никого не впускай. Будь очень осторожна, дорогая. Мы тебя любим. Тетушки».
Элли невольно улыбнулась. Она знала, что письмо написала Вайолет, но не подписала его своим именем. Эта ее тетя всегда писала письма от имени всех трех сестер и всегда подписывала их «Тетушки».
Девушку ничуть не встревожило то, что ее тети ушли на весь вечер. Они все время ходили по соседям — то ухаживали за маленьким ребенком вместо больной матери, то несли еду семье, оставшейся без денег. Ее тети — самые добрые женщины в мире. Элли часто думала о том, что в детстве она обычно вела себя хорошо — хотя несколько случаев серьезного непослушания все же были. И дело было не в страхе перед суровым наказанием. Она не могла вынести того разочарования, которое отражалось в их глазах, если она чем-то причиняла им боль.
