Жорж Оне - Кутящий Париж
— А, так они у тебя отмечены? — задумчиво сказала Роза.
— Да, для моего собственного сведения. Вы понимаете, конечно, что я прячу книгу этих записей, чтобы она не попала кому-нибудь на глаза.
Роза машинально сняла перчатки; взяв форму, она принялась складывать петлями ленты, располагать цветы, точно для забавы, и в одну минуту в ее ловких руках шляпа приняла изящный и кокетливый вид. Сесиль, смотревшая на работу своей бывшей товарки, сказала минуту спустя:
— Какая вы искусница! Ах, это чудный талант, которого никак не переймешь! На это нужен особый дар.
— «Поваром делаются, а жарильщиком надо родиться», знаешь пословицу? — заметила, смеясь, мадемуазель Превенкьер.
Она продолжала мастерить шляпу и, немного помолчав, спросила:
— А она у тебя здесь, та книга тугих платежей?
— Да, в шкафу с обрезками.
— Покажи мне ее, можно? Это не будет нескромностью, потому что ведь я также имею пай в твоем деле.
— О, да разве это профессиональная тайна! — весело подхватила мадемуазель Компаньон.
Она выдвинула ящик и вынула оттуда записную книгу, которую положила на стол.
— Это было придумано госпожой Паро и так велось с основания магазина, а я потом продолжала… Есть счета, которые совсем не будут уплачены… А другие уплачены зараз кавалерами… Ах, в нашем ремесле бывают большие курьезы… Чего только не насмотришься и не наслушаешься!
Роза рассеянно перелистывала страницы счетной книги. Она осторожно приподняла ногтем вырезку на букве «Р», и между многими фамилиями ей бросилась в глаза одна, хорошо знакомая, которую она, вероятно, искала: «Г-жа де Ретиф, улица Камбасерес, 23, счета 95, 96, 97 гг. (семь тысяч триста франков) уплачены 11 апреля 1897 г. (чек Леглиза)». Краска бросилась в лицо мадемуазель Превенкьер. Она поспешно отодвинула в сторону счетную книгу и на минуту замерла в задумчивости. Сесиль по-прежнему рылась в лентах, птицах, цветах, стараясь составить из них гармоническое целое, равнодушная к тому, что не касалось ее работы, всецело поглощенная своей задачей. С озабоченным видом спрашивала она совета Розы насчет комбинации оттенков и других тонкостей гарнировки. Гостья отвечала рассеянно, не зная, как высказать вопрос, вертевшийся у нее на языке. Наконец она решилась:
— А что, эта госпожа де Ретиф, которая записана в книге, бывает она у тебя в магазине и теперь?
— Это одна из наших лучших покупательниц. Вы видите, как важно быть терпеливым в торговле. Она заплатила госпоже Паро зараз весь свой долг, накопившийся в продолжение трех лет, и теперь приводит к нам всех своих приятельниц.
— Ведь она очень хорошенькая, не правда ли? — спросила Роза.
— И очень элегантная. Вот уж кто умет пустить в ход товар… Когда у нас не находит сбыта какая-нибудь слишком оригинальная шляпа, мы отсылаем ее к госпоже де Ретиф, и, благодаря чудным белокурым волосам этой дамы и ее нежному цвету лица, модель производит фурор… Шляпу расхваливают; госпожа де Ретиф говорит, где она ее покупала, и новый фасон входит в моду. Конечно, мы продаем ей этот товар с уступкой, но если б мы отдавали его даже совсем даром, то и тогда он окупился бы нам… Впрочем, она отличная плательщица и средним числом покупает по четыре шляпы в месяц, каждую неделю что-нибудь новенькое.
— И всегда расплачивается чеками Леглиза?
— О нет, это случилось всего один раз, в самом начале… У ней были перед тем трудные времена… Впрочем, господин Леглиз продолжает содержать ее и, должно быть, просаживает на эту дамочку бешеные деньги, потому что одета она всегда восхитительно. Госпожа Леглиз также наша заказчица… Но она куда проще, ей далеко до щегольства госпожи де Ретиф. У ней нет таких средств. Муж не может давать жене столько, сколько любовнице.
Роза порывисто захлопнула книгу и сказала:
— Значит, всем известно, что она содержанка Леглиза?
— Удивляюсь, как вы до сих пор этого не знали? В светском обществе это давно не секрет ни для кого, а до нас молва доходит через болтовню торговцев и сплетни продавщиц. Но нам-то решительно все равно!..
— А давно ли продолжается эта связь с господином Леглизом?
— Книга ответила вам: чек Леглиза 1897 года.
— Ну, а раньше господина Леглиза?
— Весьма вероятно, что был другой. Период безденежья последовал за разрывом с этим другим, а потом явился новый плательщик… Эта хорошенькая женщина не может иначе: состояния у ней нет, а живет она на широкую ногу. Значит, нужен богатый любовник.
Роза не расспрашивала больше. Она думала: «Так вот какую женщину отец ввел к нам в дом, вот кому он доверился до того, что отдает в руки этой личности мое замужество и думает жениться на ней сам. Теперь я понимаю, какую интригу затеяла она с Томье. Нетрудно угадать, куда они метят оба. Он метит на дочь, она — на отца. Вероятно, они условились, что моя рука будет наградой этому молодому человеку за то, что он впоследствии устроит свадьбу между моим отцом и госпожой де Ретиф. А до тех пор она продолжает получать деньги с другого и продолжает его обманывать притворной любовью. О, как отвратителен свет, до чего гадки люди!»
Она встала и набросила на плечи накидку.
— Вы уже уходите? — спросила Сесиль тоном сожаления, оставляя свою работу.
— Как, ты еще недовольна? Но я уж чуть не два часа болтаю с тобою. Правда, что время это не пропало даром.
Модистка подумала, что Роза намекает на шляпу, отделанную ею так ловко и с таким вкусом во время их беседы.
— Ах, если б вы от времени до времени заезжали ко мне хоть на полчасика, как я была бы вам благодарна!.. У меня в магазине нет ни одной мастерицы стоящей вас. А что касается изобретательности, так я совсем пасую перед вами. — И Сесиль наивно прибавила: — Какая жалость, что вы так богаты! Какое состояние могли бы вы нажить!
Роза улыбнулась с горечью:
— Кто знает, пожалуй, придет такая минута, когда мне наскучат светские люди моего круга и я перееду к тебе, чтобы приняться опять за прежнее занятие. Ты не можешь себе представить, моя добрая Сесиль, сколько забот и неприятностей доставляет мне мое новое положение, которым я совсем не дорожу… Оставшись в Блуа, я была бы счастливее!..
— Неужели у вас есть какое-нибудь горе? — заволновалась Сесиль. — Да может ли это быть, у вас-то?
При этих словах мадемуазель Превенкьер подняла глаза на свою подругу, но та, по-видимому, уже раскаялась в своей смелости и смотрела в сторону. Роза немного помолчала, точно следя за какой-то мыслью, вызванной речами Сесили, и наконец заметила:
— Ты никогда не говоришь мне о брате. Доволен ли он своим положением?
Модистка покраснела:
— Как могла я предполагать, что вы интересуетесь бедным малым?
