Джоан Смит - Аромат розы
– Я наберусь храбрости и на этот раз его вырву, даже если мне конец придет после этого, – простонала она. – За что только Господь послал мне такое наказание? Ведь за всю свою жизнь я и мухи не обидела.
При каждом упоминании имени Всевышнего Мэри набожно крестилась. Все наши слуги – баптисты.
Бродаган вздохнула и стала маленькими глотками пить свой поссет.
– Приляг и вздремни немного, если сможешь, Мэри, – сказала она слабым голосом. – Потому что завтра вся работа на кухне свалится на твои плечи.
Мэри была непреклонна.
– Эта девочка – сущий ангел небесный, миледи. Она не оставит меня в моем несчастье, даже если камни посыпятся с неба.
– Выпейте все до конца, – сказала я, поддерживая чашку, пока она не опустела.
– Вы можете быть свободны, Мэри. Я посижу с Бродаган, пока она не уснет.
Мэри переменила остывший кирпич и наконец ушла. Бродаган уснула. Я налила себе чашку поссета и пошла в свою комнату. Горячее молоко само по себе хорошее снотворное, и вскоре я крепко спала, как и Бродаган.
Вот почему утром я проснулась только около девяти. Я как раз входила в гостиную, чтобы позавтракать, когда появился Уэйлин. Его глаза весело блестели, видно было, что он отлично выспался. Я пристально посмотрела на него, в надежде прочитать в его глазах что-то, предназначавшееся лично для меня, и мне показалось, что я заметила нечто, похожее на восхищение.
– Борсини занят портретом мама, – сказал он. – Ему очень хотелось знать, куда я еду. Я сказал, что у меня важное дело, и он решил, что я поехал в Альдершот.
Я с трудом подавила зевок. Уэйлин посмотрел на меня с беспокойством:
– Вы плохо выглядите, Зоуи. Уж не провели ли вы всю ночь на чердаке?
– Нет, лечила зуб Бродаган.
– Примите мои соболезнования. Я знаю, что это такое. Ирландская зубная боль как ирландские поминки – больше звуков и ярости, чем действий. Я обратил внимание, что Стептоу встает поздновато. Дверь мне открыл не он.
Это меня совсем не удивило. Когда Мэри принесла кофе, я попросила ее сказать Стептоу, что хочу поговорить с ним.
Мэри удивленно заморгала.
– Так он же уехал, миледи. Мы подумали, что вы его уволили, потому что в его комнате пусто, он забрал свои вещи. Бродаган сказала, что если бы она не была одной ногой в могиле, то встала бы и заплясала от радости.
– Как! Стэптоу уехал! – я была поражена.
Мы с Уэйлином вскочили, как ужаленные.
– Он уехал, мисс. Но я посчитала серебро. По-моему, он ничего не взял… кроме свечей. Из кухни пропали все свечи.
– Черт побери, он нашел! – воскликнул Уэйлин.
– Я ведь просила Бродаган запереть двери на чердак.
Мэри смотрела на нас, как на сумасшедших. Я послала ее проверить, как себя чувствует Бродаган, и она ушла. Не сговариваясь, мы с Уэйлином бросились наверх. Дверь на чердак была распахнута настежь. Мы буквально взлетели по узкой лестнице и увидели перед собой картину полного разорения. Все чемоданы дяди Барри валялись посередине комнаты, их содержимое вывернуто, как попало. Подкладки у пиджаков были разорваны. Вокруг чемоданов были расставлены свечи. Все это придавало комнате какой-то загадочный вид. Свечи догорели почти до конца, значит, он жег их долго, но по крайней мере хоть погасил, когда уходил. Я беспомощно вздохнула, а Уэйлин произнес несколько слов, которые не услышишь в церкви.
– А я только подумала, что Стептоу становится похожим на человека, – я еще раз вздохнула. – Сегодня ночью он так усердно помогал мне, когда я готовила поссет для Бродаган. Как это я не догадалась, что он неспроста не спал в два часа ночи. Как он забрался сюда? Ведь Бродаган заперла дверь, а ключ только у нее.
Я подняла с пола разорванный пиджак и увидела под ним связку ключей Бродаган с медным трилистником, который она носит, как талисман, на счастье.
– Как ему удалось добраться до ее ключей? Они же были в комнате Бродаган, – и тут я поняла его хитрость. – Он знал, что я готовлю для нее поссет с настойкой опия, вошел в комнату и стащил ключи в то время, как она крепко спала. Уж не добавил ли он несколько капель опия мне в молоко, поэтому я так крепко спала? Но я не сказала об этом Уэйлину. – Вы говорите, Борсини все еще в Парэме?
– Да, и Стептоу к нему не приходил, потому что я организовал круглосуточную слежку за Борсини. Вчера вечером он не отлучался из дома.
– Может быть, они встретились сейчас? Поезжайте в Парэм. Вы можете поймать их с поличным.
– Если они встретились, я узнаю об этом. Я же говорю, за Борсини следят.
– По крайней мере, мы избавились от Стептоу раз и навсегда. У него не хватит наглости появиться здесь после этого, – я кивнула на разбросанные вещи.
Уэйлин предложил:
– Давайте осмотрим его комнату. Он мог оставить что-нибудь, что поможет нам догадаться, куда он уехал.
Я провела его в комнату Стептоу. Тот, видно, очень спешил, собираясь, потому что оставил кое-что из одежды. Мы все тщательно осмотрели в поисках улик, но он, конечно, был очень осторожен, и мы ничего не обнаружили, кроме табачных крошек в карманах.
– Вчера ночью на нем было вот это, – сказала я, поднимая зеленый халат, который был в спешке брошен на кровать. – Настоящий павлин! Интересно, где он его стащил?
– Павлин? – произнес Уэйлин обиженно. Он поднял халат и осмотрел его. – Он сказал моему лакею, что халат запачкали жиром, когда отнесли гладить. Я расспрошу об этом лакея, – он нахмурился, глядя на халат. – Может быть, он немного безвкусный, – повторил он сконфуженно. – Это из-за золотистой отделки.
– Давайте пойдем вниз и выпьем кофе. Я как раз собиралась завтракать, когда вы пришли.
Мы спустились вниз и застали мама за столом.
– Мэри сказала мне про Стептоу. Вы нашли в его комнате что-нибудь интересное?
Мы рассказали ей о налете Стептоу на чердак и, не упоминая имени дяди Барри, о том, что Стептоу и Борсини, кажется, что-то замышляют.
– Меня шокирует Борсини, – огорченно сказала мама. – Он всегда казался таким приятным, если не считать того, что он иностранец. Я никак не могу привыкнуть к тому, что меня называли «signora Баррон». Вы говорите, Стептоу хотел продать эту вещь Борсини?
– За сто фунтов.
– И это вещь, которую можно спрятать за подкладку пиджака? По-видимому, это листок бумаги, – сказала мама. – Что бы это могло быть? Может, документ или письмо? Не сомневаюсь, это что-то, порочащее бедного Борсини. Стептоу мог послать ему эту бумагу в письме.
Уэйлин со звоном поставил свою чашку и вскочил.
– Вы правы. И почту могут принести в любой момент. Я должен уйти.
Я подумала, что Стептоу вряд ли расстанется с этой вещью, не получив сначала в руки сто фунтов, но Уэйлин уже выскочил из дома. Мама и я остались обсудить случившееся. Я не говорила с полной откровенностью, потому что не хотела, чтобы она узнала о моих подозрениях относительно дяди Барри. Мы подумали, не послать ли за констеблем. Но, так как Стептоу ничего не украл и даже удрал, не получив жалованье за месяц, мы, по правде говоря, не могли предъявить ему никаких претензий.
