Лаура Кинсейл - Летящая на пламя
Фицхью был исключительно предупредителен с Олимпией и заметно робел перед ней, краснея каждый раз, как только встречался с ней взглядом. Он оторвал одного из своих ученых геологов от обеда в кубрике, вызвав его в свою каюту для того, чтобы тот оценил редкостный сапфир, висевший на шее Олимпии. Судя по всем признакам, решил Шеридан, этот парень набивался ему в зятья. Прискорбно, но факт оставался фактом: причина настойчивости молодого человека, четыре раза посещавшего Шеридана и пригласившего его наконец на борт своего судна, теперь была очевидна. Он хотел насладиться обществом Олимпии, а не самого Шеридана, каким бы героем тот ни был.
Щенок! Шеридан огляделся вокруг и заметил, как изящно обставлена каюта Фицхью, имевшего, по-видимому, неплохое состояние, и воспылал презрением к молодому человеку. Он брезгливо всмотрелся в содержимое хрустального бокала, как будто надеялся увидеть там плавающую щепку или дохлую муху. Вообще-то ему в эту минуту хотелось обнаружить в родословной молодого человека какой-нибудь порочащий его факт — вроде дяди, повешенного за государственную измену и содомию. В таком случае Шеридан с огромным удовольствием мог бы во всеуслышание заявить этому розовощекому капитану, что он не имеет ни малейшего права жениться на принцессе, хотя и прочитал все те французские подстрекательские книжонки, которые она постоянно цитирует.
Но конечно, Олимпия сама могла броситься на шею Фицхью, ей никто не помешал бы это сделать. Ну и черт с ней, пусть делает что хочет, Шеридана это больше не волнует. Слава Богу, он скоро сбудет ее с рук! Капитан Дрейк хорошо знал людей, подобных этому Фицхью, — тот никогда не станет обманывать женщину, не будет пытаться воспользоваться ее неопытностью. Нет, он ляжет с ней в постель, как истинный рыцарь, предварительно обвенчавшись. Удивительно, что при таком подходе к делу род человеческий еще не пресекся!
Шеридан наблюдал, как эти двое застенчиво беседуют, освещенные пламенем горящей лампы, и чувствовал себя глубоким стариком. У него ныло левое колено. Не рано ли для ревматизма, ведь ему всего лишь тридцать шесть лет? Но тут он вдруг подумал, что ему никак не может быть тридцати шести, ведь сейчас конец января, а точнее, двадцать первое января 1828 года… Шеридан сосредоточенно нахмурился: значит, вчера, оказывается, был его день рождения, и ему исполнилось тридцать восемь лет. Старик!
— Я никогда этого не забуду, — сказал Фицхью и бросил взгляд на Шеридана. — И вы, конечно, тоже, сэр, смею утверждать это!
Шеридан поставил на стол свой бокал.
— Да, было дело, — отозвался он, понятия не имея, о чем говорит Фицхью.
— Это случилось в 1822 году, — продолжал свой рассказ Фицхью, обращаясь к Олимпии. — Я был тогда еще гардемарином.
Шеридан постарался быстро вспомнить название корабля, которым он командовал в том году, и, произнеся его вслух, попал в точку.
— Милый, добрый старина «Рипалс»! — вздохнув, подтвердил Фицхью. — Как это было давно, — добавил молодой человек, словно вспоминал о чем-то, произошедшем за несколько десятков лет до потопа.
— Шесть лет назад, — проворчал Шеридан, — и у этого корабля, черт его возьми, была огромная течь в кормовом отсеке.
Фицхью повернулся к Олимпии с веселым видом, от которого Шеридан чуть не взревел.
— Какой бы корабль ни взял под свое командование ваш брат, мисс Дрейк, тот сразу же получает известность на флоте как музыкальный клуб. Мы должны были распевать мадригалы, поднимая паруса.
Шеридан сложил руки подзорной трубой и взглянул, прищурившись, на молодого человека.
— Вам, я думаю, следовало бы тогда перейти на другой, более достойный вас корабль и начать там свою службу.
— Я не сделал бы этого ни за что на свете! — с неожиданной горячностью заявил Фицхью. — Я горд тем, что служил на борту «Рипалса», и знаю, зачем вы заставляли нас петь во время работы, — таким образом вы убеждались, что наша морская подготовка достигла хорошего уровня и мы не растеряемся в любой критической ситуации. Мы могли тогда обогнать любые суда. Наш экипаж был самым дисциплинированным на всем военном флоте, второго такого я не встречал за всю свою жизнь.
«Это оттого, черт возьми, что ты еще мало видел, щенок, — зло подумал Шеридан. — Поживи с мое, а потом рассуждай».
Но принцесса с восхищением смотрела на капитана Дрейка, жадно ловя каждое слово Фицхью. Она была так очарована Шериданом, так беззаветно верила ему, что казалось, принялась бы тут же щипать траву, если бы он заявил ей вдруг, что она овца. Хотя Шеридан, подумав, здраво рассудил, что такая диета ей очень скоро надоела бы.
Как бы то ни было, вскоре, по всей видимости, она выйдет замуж за Фицхью. Что не так и плохо. Во всяком случае, у Шеридана не было никаких причин огорчаться по этому поводу. Хотя, конечно, расстроило его совсем другое: он вдруг понял, что к нему незаметно подкралась старость… Капитан взглянул на часы, висевшие позади Фицхью, и решил, что им пора уходить. Они начали прощаться, причем Шеридан не спускал с Олимпии ревнивого взора. Нет, она не была чересчур ласкова с Фицхью. Видно, хотя этот парень и был молод, ему не хватало обаяния. И к тому же он не был героем.
Когда гости садились в шлюпку, на палубе в их честь раздались звуки боцманской дудки — Шеридану был приятен этот знак внимания к нему, отставному морскому офицеру. Он поднял руку и помахал гостеприимному Фицхью.
Сойдя на берег, Шеридан предложил Олимпии пройтись немного пешком по набережной… Видя, с какой радостной готовностью она приняла его предложение, Шеридан внезапно почувствовал угрызения совести. Что за доверчивая дуреха, черт бы ее побрал! Темная ночь, опустившаяся на остров, как нельзя лучше подходила для осуществления его планов. На воде играли блики, бросавшие отсветы на лицо Олимпии и делавшие его удивительно прекрасным. Недаром сияющие глаза и трепетная улыбка девушки вызвали сегодня восхищение Фицхью. Этот проклятый парень буквально млел, беседуя с Олимпией наивно-доверительным тоном и все ближе наклоняясь к ней, чтобы иметь возможность заглянуть в вырез ее платья. Все же, по-видимому, этот щенок не такой уж недотепа, как вначале показалось Шеридану.
— Я посоветовал бы вам снять сейчас сапфир и передать его мне на хранение, — предложил Шеридан. — Ведь в такой темноте ничего не стоит потерять камень.
— Это было бы очень досадно, правда? — Олимпия остановилась и подождала, пока Шеридан расстегнет застежку на цепочке и снимет с ее шеи кулон. — Вы всегда продумываете все до мелочей.
— Конечно, — подтвердил он, ему бы очень хотелось, чтобы это действительно было так.
Взяв девушку под руку, Шеридан направился вдоль набережной, напевая мелодию одной старинной песенки. Его одолевали грешные мысли. А Олимпия тем временем крепче прижалась к его руке. Шеридан улыбнулся и обнял ее за талию.
