Барбара Картленд - Песня синей птицы
— Вы думаете, есть надежда? — быстро спросил маркиз.
— Я не знаю, что разделяет вас, — ответила та, — но, по-моему, я еще не видела, чтобы кто-то страдал так, как страдает сейчас Сильвина Блейн. Но, как бы то ни было, я готова поспорить на что угодно, что она к тебе неравнодушна. Уж не хочешь ли ты сказать, что при твоем знании женщин, — а судя по тому, что я слышала, оно весьма обширно, — ты, с такой внешностью и хваленым обаянием, не можешь заставить юную и неопытную девушку полюбить тебя? Юстин, мне стыдно за тебя!
За этой добродушной насмешкой нельзя было не почувствовать глубокой любви. Маркиз ответил с полной серьезностью:
— Вы вернули мне мужество, бабушка. Я уже почти совсем отчаялся. Но я уверен, что в конце концов добьюсь своего! Я должен, должен добиться ее взаимности!
Он стукнул кулаком по каминной полке. Старая герцогиня смотрела на него с одобрением.
— Если что мне и мешало в моей любви к тебе, — заметила она, — так это твое ленивое, легкомысленное, равнодушное отношение к жизни. Ты проснулся, мой мальчик, и, скажу тебе прямо, таким ты мне нравишься гораздо больше.
Маркиз не отозвался, и, подождав немного, герцогиня добавила уже мягче:
— Теперь, когда я вижу, что ты относишься ко всему этому серьезнее, чем я думала, я расскажу тебе о том, что произошло сегодня днем.
— Что такое? — быстро спросил Алтон.
— Мы с Сильвиной остались одни, — ответила герцогиня, — разговаривали о ее матери, и она немного поплакала, как может плакать только девочка, видя, какой одинокой и пустой кажется жизнь, когда рядом больше нет человека, с которым можно поделиться своими неприятностями и бедами. Потом Сильвина спросила меня:
«Мадам, вы такая мудрая — что, если бы вы увидели, что жизнь совершенно невыносима и нет никакой надежды на избавление, а вас ожидает ад — настолько ужасный, что об этом даже подумать невозможно, — вы считали бы возможным расстаться с жизнью?..»
Маркиз неотрывно смотрел в лицо своей собеседницы.
— И что же вы ответили? — спросил он.
— Я сказала, что нельзя оставлять надежды, что если не видно никакого выхода, необходимо молиться. А Сильвина возразила:
«Неужели вы думаете, что я не обращалась к Богу? Я молилась и молилась. Я думала, матушка мне поможет, но она не слышит меня».
На глаза герцогини навернулись слезы.
— Мне кажется, у каждого из нас, — сказала она внуку, — бывает такой момент, когда нам кажется, что мы в полном одиночестве. Мы ощущаем себя покинутыми и забытыми. Именно так чувствовало себя в тот момент это бедное дитя.
— Но вы утешили ее? — почти гневно спросил сэр Юстин.
Вдовствующая герцогиня подняла глаза и ответила просто:
— Я сказала ей: «Я уверена, что ваша мать очень близко. Вы не одна, как ни темно кругом. Или вы, или кто-то другой за вас найдет выход»
— О Боже, но вдруг?.. — начал маркиз, но его бабушка остановила его.
— Она не убьет себя, — сказала она. — По крайней мере, сейчас.
— Прежде я убью его! — яростно прорычал Алтон, и оба знали, кого он имеет в виду.
И теперь, во мраке своей спальни, маркиз думал о том, как легко говорить, но как трудно действовать.
Он мог представить себе, какой разразится скандал, если он вызовет мистера Каддингтона на дуэль и убьет его. Что еще оставалось? Отравить его? Но так низко пасть он не мог.
И все же похоже было, что дело сводится к выбору между жизнями Сильвины и Каддингтона.
Его так и подмывало пойти, разбудить Сильвину и заставить, — если понадобится, то угрозами, — признаться, кто сумел так запугать ее. Она спала всего через одну дверь от его комнаты: маркиз специально поместил ее неподалеку от своей спальни, в старой части дома, полагая, что здесь девушка находится под его защитой. Мистеру Каддингтону была отведена одна из больших, высоких, внушительных комнат второго этажа, с видом на озеро.
Но, обдумывая этот план, Алтон понял, что никакие его угрозы не смогут испугать ее сильнее, чем она уже напугана.
Возможно, единственный способ узнать правду — это расспросить Клайда. Юноша молод и простодушен, и, несмотря на его эгоизм, видно было, что сестру он любит.
Именно это он завтра и сделает, решил маркиз, — и в то же время почувствовал стыд из-за того, что принужден действовать за спиной Сильвины, плести интриги, обсуждать ее с кем-то…
«О, дорогая моя, почему вы так со мной поступаете?»— твердил он в душе.
Мысленно он снова увидел ее запрокинутое личико, залитое лунным светом, опять испытал эти странные, необъяснимые чары, связавшие их друг с другом, когда он склонился к ее губам.
Он был первым, первым мужчиной, поцеловавшим ее! По крайней мере этим Каддингтон похвастать не может.
И опять мысль об этих толстых развратных губах, целующих Сильвину, заставила маркиза сжать кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.
«Сильвина, Сильвина, доверьтесь мне!»
Ему казалось — все его существо устремилось к ней, как будто его любовь трепетала между ними, как пламя.
— Сильвина, Сильвина…
Шепча ее имя, он беспокойно метался на подушках, зная, что всю ночь его будет преследовать и терзать ее образ, воспоминание о боли в глазах девушки и нежности ее губ.
Он жаждал ее с силой, которую, думал он, не знал еще ни один мужчина. Больше всего Алтон хотел защищать и охранять ее, так, чтобы Сильвина поверила, что ей не надо больше бояться, потому что он встанет между нею и любой опасностью.
Сэр Юстин думал раньше: любовь — это развлечение, удовольствие, страсть. А это была смертная мука, всепоглощающее пламя, нечто лишившее его гордости и сделавшее смиренным, заставившее увидеть, что он совсем не тот человек, каким себя считал.
Теперь он понимал, что его положение в обществе, его богатство, его титул, его владения — все это ничто по сравнению со счастьем одной маленькой, хрупкой девушки: больше всего на этом свете он желал счастья Сильвине.
Внезапно посторонний звук заставил его насторожиться.
Маркиз застыл в полной неподвижности Кто-то поспешно и неловко поворачивал ручку двери его комнаты.
Глава 11
Дверь быстро открылась и снова закрылась.
Приподнявшись на подушках, Алтон услышал, что человек, стоящий у самой двери, прерывисто дышит, как будто быстро бежал и очень напуган.
Он хотел было заговорить, но тут тоненькая фигурка метнулась через комнату, видимо, разглядев дорогу в последних отблесках угасающего камина, и упала на его кровать.
Потом послышался голос, почти невнятный из-за слез:
— Клайд! Ох, Клайд! Он в моей комнате… он дотронулся до меня… Он слишком много выпил… и я не могу этого вынести… не могу!
Наступило молчание; маркиз слышал, как Сильвина ловит ртом воздух. Потом она снова заговорила: