Жюльетта Бенцони - Чужой
– Слышал?..
К счастью, в это время вновь раздались шаги. Адам быстро поднялся и, не раздумывая и не разбирая дороги, бросился прямо вперед. Главное – убежать как можно дальше от лесных разбойников. Когда наконец, выбившись из сил, едва дыша, он остановился, то понял, что находится от Ла Пернеля гораздо дальше, чем ему бы хотелось. Он не заблудился, нет – Адам так хорошо знал окрестности, что не потерялся бы и посреди самого густого леса самой темной ночью, – но, когда он наконец добрался до дома, было уже очень поздно, и он смертельно устал. К счастью, ворота еще были открыты. Тремэны, видно, собрались слегка перекусить после мессы, в столовой горел свет, из кухни доносилась веселая суета.
Адам по-кошачьи бесшумно пробрался в свою спальню, наспех разделся и лег под одеяло, но был так возбужден, что, несмотря на крайнюю усталость, никак не мог заснуть. Именно поэтому чередование молитв и песнопений во время торжественной церемонии в церкви Сен-Васта подействовало на мальчика, как хорошее снотворное. Адам спал так крепко, что ни у кого из Тремэнов не поднялась рука разбудить его. Особенно у Артура, его сейчас занимали совсем другие мысли. Едва усевшись, он тут же попросил рассказать про домик каторжника и сестер Може. Поспешность, с которой Артур жаждал узнать эту историю, заставила Гийома улыбнуться:
– Сестры Може тебе явно понравились. На самом деле мне и рассказывать-то особенно нечего.
Действительно, ничего особенного. Сестры приехали из Бэйе вместе с отцом, который некогда исполнял в городе обязанности судьи. Мать их умерла очень молодой. Сестер звали Селестина и Евлалия, старшая взяла на себя обязанности хозяйки, пытаясь заменить в доме мать, младшая же долго колебалась между тем, принять ли ей постриг или выйти замуж. В этом тихом и мирном, живущем прошлым городке было несколько монастырей, но великолепный храм – впрочем, чересчур большой для такого маленького городка, – казалось, стоял прямо посреди зеленых лугов, на которых пощипывала травку вся окрестная домашняя живность. Евлалия была помолвлена, когда над этим тихим безоблачным миром пронеслась революционная буря. Удивительно, она не повредила храмы, но не пощадила людей.
Отца убили. Сестрам удалось бежать, но по дороге они попали в засаду и обе пострадали, особенно серьезно была ранена Евлалия. О судьбе ее жениха месье Лебарон не знает ничего.
Не знает и о том, что сестры делали с момента бегства из Бэйе вплоть до весны 1802 года, когда их нотариус написал своему коллеге в Сен-Васт, спрашивая, нет ли у него на примете уединенного домика, который сдается на устраивающих его клиенток условиях.
– Ну а остальное вы знаете, – сказал в заключение Гийом. – Сестры поселились в Морсалине в конце лета и по сей день живут там. Больше вроде и сказать нечего. Ну а любопытным придется ждать до завтра, чтобы узнать историю каторжника, имя которого осталось связанным с этим домом.
Артур, конечно же, горел желанием узнать историю каторжника, но не посмел настаивать, ему на выручку, лукаво улыбнувшись, пришел Франсуа Ньель.
– И ты даже не попытался узнать подробности этой истории, Гийом? Однако жизнь этих женщин похожа на настоящий роман. Почему, например, одна из них никогда не снимает вуаль? Может, по причине данного когда-то обета?
– Она никогда не поднимает вуаль на людях. Говорят, лицо ее сильно обожжено. Видимо, поэтому они и искали уединенное жилье. В доме кроме них живет только слуга, очень похожий на неуклюжего медведя.
– А лично ты хоть раз с сестрами Може встречался?
– Один раз, при подписании контракта. Да и видел только мадемуазель Селестину. Ну хватит вопросов! Дагэ, нельзя ли побыстрее! – крикнул он, высунувшись из окошка. – Мне хотелось бы прибыть раньше гостей. Нельзя ронять честь дома!
Честь Тринадцати Ветров не пострадала. Тремэны вернулись на десять – двенадцать минут раньше, чем карета мадам де Варанвиль подкатила к парадному подъезду. В карете сидели Роза и ее трое детей.
К радостному удивлению Элизабет, старший, Александр, вместе с матерью возвратился из Парижа отпраздновать дома Рождество. К великой, конечно же, радости Розы и обеих его сестер. Поездка к кузине Флоре оказалась неудачной, и приезд Александра несколько заглушил тревогу Розы и досаду.
Флора медленно, неотвратимо, с убийственной настойчивостью погружалась в мрачную, молчаливую, навязчивую скорбь, которая заставляла ее часами стоять возле могилы ушедшего в иной мир сына, и пресекала любую попытку помочь и утешить. Будь Флора королевой, она, как Сумасбродная Жанна, стала бы жить рядом с гробом, который бы ей каждый вечер открывали. Как бы там ни было, замок Суисн стал похож на мавзолей, и впервые в жизни нежная, заботливая Роза почувствовала себя беспомощной перед матерью, задавшейся целью разбередить свою рану, чтобы сделать себе еще больнее. Бугенвиль сам посоветовал Розе вернуться домой и не портить своим домочадцам Рождество ради той, которая отвергала всякое утешение.
– Весной я попытаюсь отвезти Флору в Бекетьер. Море всегда благотворно действовало на ее нервы. Хуже, во всяком случае, не будет. В том числе и для маленького Альфонса. Малыш страдает вдвойне: он потерял брата, а мать совсем забросила его.
– Может, мне взять его с собой на праздники? Ему будут рады и у нас, и в Тринадцати Ветрах...
– Спасибо за предложение, дорогая кузина. Мы все знаем и любим ваше доброе сердце. Но мне кажется, для Флоры лучше, если оба ее сына будут рядом с ней.
Роза вернулась в Варанвиль, несколько конфузясь от собственного счастья: с ней вместе ехал ее красавец Александр.
Гийом помог Розе выйти из кареты и был буквально сражен ее сияющим лицом. Глаза мадам де Варанвиль излучали такой прекрасный свет, что у Тремэна вдруг появилось странное ощущение: маленькая ручка, которую он держит в своей, – самый лучший рождественский подарок.
– Роза! – искренне, без ложного притворства воскликнул Гийом. – Вы очаровательны, как никогда. Боже, а какое платье! Что с вами случилось?!
Она повернулась кругом, как бы давая возможность оценить ее новый туалет, затем рассмеялась:
– Вас послушать, так обычно я одета безвкусно! Да, в столице я позволила себе несколько безрассудных походов по магазинам, но меня толкнули на это Александр и мадам де Бароден.
– И были правы! – одобрил Гийом ее выбор. Сочетание серо-сизого бархата с куньим мехом вновь превратило молодую вдову мадам де Варанвиль в прелестную, кокетливую, очаровательную Розу де Монтандр.
– Я весьма польщена мнением человека с безупречным вкусом, – вновь рассмеялась Роза. – Вы тоже великолепны, Гийом. Представьте мне скорее ваших сыновей!
