Кристина Уэллс - Порочная игра
— Значит, ты ее любишь.
Вейн лишь опустил голову. Оба молчали. Первым заговорил Кристиан:
— В таком случае больше говорить не о чем. Надеюсь, ты примешь мои извинения за то, что я не разобрался в ситуации. Полагаю, я должен пожелать вам счастья.
Когда за Кристианом закрылась дверь, Вейн упал в кресло и откинул голову на кожаный подголовник. Он смотрел на лепнину на потолке, размышляя, не ввел ли он брата в заблуждение по поводу своих чувств, к леди Саре.
Любил ли он ее?
По правде говоря, теперь Вейн не знал. Все эти годы он никогда не называл свою безнадежную страсть любовью, хотя, если бы от него потребовали дать имя этой страсти, он сказал бы, что любит Сару. Теперь он желал ее еще сильнее, чем прежде.
Но любовь… Сара, которую он узнал за последнюю неделю, совсем не была похожа на ту женщину, которую он боготворил все эти годы. Он думал, что в ней есть нежность, любовь к жизни, сочувствие и доброта.
Обманывал ли он себя? Требование оплатить ее услуги, прозвучавшее наутро после той ночи, последовавшие затем обвинения в том, что он склонил се к прелюбодеянию, в том, что он солгал ей, — все это Вейн помнил слишком хорошо, чтобы образ Сары, который он хранил в сердце все эти годы, так и остался незапятнанным. Вейн невольно спрашивал себя, не придумал ли он эту женщину. Настаивая на том, чтобы они не имели физической близости в браке, Сара проявляла ничем не оправданную жестокость. Жестокость осознанную. Он не замечал раньше в Саре этой черты.
И он не станет мириться с этой ее чертой, когда они поженятся.
Глава 12
Вейн стоял над торопливо засыпаемой могилой своего соперника, мечтая о том, чтобы они могли так же легко похоронить все беды, что наслал на них этот ублюдок. Но оставалось абсолютно беспочвенное чувство вины, что стояло, как бастионный вал, между ним и Сарой. Вне сомнения, были и другие люди, чьи жизни Коул погубил в неустанной погоне за легкими деньгами.
И один из этих несчастных отчаялся настолько, что прибег к крайней мере: убил Коула.
Вейн не знал, грозит ли жизни Сары опасность со стороны этого неизвестного убийцы, но не исключал такой возможности. И это его беспокоило. Вероятность невелика, но осторожность никому еще не повредила. Если Саре действительно угрожает опасность, то чем скорее она окажется под его защитой, тем лучше.
На похороны пришли немногие. Формальности были соблюдены, и не более того. Надгробная речь, слава Богу, была короткой. Вейн подозревал, что панегирик был составлен Питером Коулом. Только чиновник с немалым опытом мог с помощью расплывчатых формулировок создать более или менее приглядную картину из того, что нельзя назвать иначе, чем уродством и мерзостью.
— Чтоб сгнить тебе в аду, — тихо сказал Вейн, обращаясь к духу Бринсли Коула, и отвернулся.
Только тогда он осознал, что остался у могилы Коула один. Можно было подумать, что из всех пришедших он один искренне скорбел по усопшему. Вейн скривился. Иногда вселенский разум демонстрирует довольно злое чувство юмора.
Вейн направился к выходу с кладбища. Проходя мимо кладбищенской ограды с растущим вдоль нее тисом, представляющим собой сплошную высокую стену, Вейн услышал голоса. Разговор шел на повышенных тонах. Выйдя из ворот, Вейн увидел по другую сторону ограды джентльмена и неряшливо одетую женщину с дешевой шляпкой на нечесаных и грязных светлых волосах.
Не сразу, но Вейн все же узнал джентльмена. То был Питер Коул.
Женщина смеялась. Хриплый, неприятный смешок, в котором совсем не чувствовалось радости. Вейн поспешил уйти, оставшись незамеченным.
Сара не присутствовала на похоронах. В ее семье женщины никогда не ходили на похороны, за исключением похорон государственных деятелей, на которых должны были присутствовать по протоколу. В данном случае она ничего не имела против того, чтобы следовать принятым в семье правилам.
Ее не прельщала перспектива ловить на себе любопытные взгляды и отвечать на неудобные вопросы, тем более что она точно знала, что и взглядов, и вопросов будет больше чем достаточно во время поминок, которые организовала ее мать. Сара знала, какие цели при этом преследовала мать: объявить всем, что Сара свободна и, соответственно, готова к новому браку.
По правде говоря, эти поминки больше напоминали обычный званый обед, чем мероприятие, главная цель которого — отдать покойному дань уважения. Графиня разослала знакомым приглашения с траурной каемкой, объявив об уходе своего зятя в мир иной. Кареты подъезжали нескончаемым потоком: приезжали сочувствующие и любопытные, желающие отведать изысканные яства и жаждущие полакомиться не менее вкусными сплетнями. О покойном вспоминали, лишь спохватившись. Сара, собрав волю в кулак, встречала гостей с привычной для посторонних невозмутимостью.
Но под маской спокойствия пряталась совсем иная Сара. Трепещущая от страха. От ужаса живот горел огнем, но щеки оставались бледными, как пристало женщине, недавно лишившейся мужа. Руки, обтянутые черными перчатками, были холодны как лед.
Министерство внутренних дел блестяще справилось с задачей по сокрытию обстоятельств смерти Бринсли. Бринсли случайно застрелился, когда чистил пистолет своей жены. Эта официальная версия представлялась настолько невероятной, что Сара не могла отделаться от ощущения, что правда всплывет с минуты на минуту. Перед глазами стояла устрашающая картина: перекошенная от злобы физиономия миссис Хиггинс и ее непропорционально огромный указательный палец, наставленный на нее, на изменницу, на Сару.
Может, она и не была виновна в убийстве Бринсли, зато была виновна в грехе.
Вейн присутствовал на поминках. Его было трудно не заметить: он был на полголовы выше всех прочих. Однако он, проявляя мудрость, не стремился оказаться рядом с ней. Она общалась с ним не больше, чем с любым другим из приглашенных гостей. И все же Сара была как на иголках. Она надеялась, что никто не замечает, как часто она ищет его взглядом, как часто встречаются их глаза. Но она не могла противиться искушению, ведь именно в нем, в его глазах она черпала силы и уверенность.
Не следовало так полагаться на него. Не надо было показывать ему, как сильно она от него зависит. Но Сара ничего не могла с собой поделать. Сегодня она была сама не своя.
Сердце сжалось, когда сестра Бринсли подошла к ней с грустной сочувствующей улыбкой.
— Бедняга Бринсли, — прошептала Дженни. — Хоть я и знаю, что он был за человек, я все равно буду о нем скорбеть.
Сара посмотрела на свою золовку с любопытством. Знала ли она на самом деле, каким человеком был ее брат? Казалось маловероятным, что эта миловидная женщина с таким простодушно-невинным лицом могла догадываться, как низко пал ее брат.
