Серж Голон - Дорога надежды
– Говорите тише, – взмолилась она, – иначе «им» опять захочется вас сжечь.
Глава 11
Скандальный визит в дом Кранмеров имел своим благоприятным последствием то, что Анжелика встала с постели. Преодолев трудный этап выздоровления благодаря тому, что без разрешения спустилась и поднялась по лестнице, она решила закрепить достигнутый успех. На следующий день она повторила свой подвиг, оделась и спустилась в сад. Для нее принесли кресло. Она наслаждалась солнцем, все еще летним, казавшимся сквозь листву зеленоватым.
Среди аромата зреющих фруктов и того более стойкого, который исходил от грядок лечебных и душистых трав, выращиваемых каждой английской хозяйкой в укромном уголке сада, ее ноздрей коснулся тонкий запах лесной земляники.
Земляничное благоухание было мимолетным, как сон. Его принес с собою легкий бриз, подобный дыханию, которое она ощутила на своей щеке. Она с усилием стряхнула с себя почти сладостное оцепенение. Ей захотелось прогуляться по аллеям. Она оставила кресло, поставленное для нее в тени липы, и все еще нетвердой поступью отправилась на поиски земляники. И нашла ее у края аллеи, поросшей сухой пожелтевшей травой.
Это было как в сказке. Вкус вновь обретаемой жизни, ее скромный и восхитительный вкус на языке.
Время сбора лесных ягод еще не наступило, время, когда все северные поселенцы Нового Света: французы и англичане, мужчины, женщины и дети – с корзинками в руках устремлялись к необозримым пространствам, поросшим короткими рдеющими листьями и лесными ягодами – голубыми, черными, фиолетовыми, красными, розовыми, желтыми. Среди них: терн, черная смородина, ежевика, малина и в особенности та, что во Франции называется «черникой», маленькая лесная ягода, напоенная сладостью и солнцем, а в сушеном виде предохраняющая северян от недуга, угрожающего тем, кто долгие месяцы лишен свежих овощей и фруктов, знакомого пионерам и матросам цинги.
«В Вапассу уже, наверное, готовятся к сбору ягод. Может быть, мы еще застанем последнюю чернику», – думала она.
Скрипнула калитка, кто-то вошел и направился к ней по узкой, заросшей сорной травой тропинке.
– Мадам де Пейрак!
Голос звучал жалобно и приглушенно.
Она обернулась и увидела стоявшего за ее спиной канадского «спутника» иезуита. Отблеск листвы подчеркивал смертельную бледность его почти прозрачной кожи. Он был похож на привидение.
– Вчера я не смог к вам подойти, мадам де Пейрак.
– Эммануэль! Вы Эммануэль Лабур, не так ли? Я тоже узнала вас. Мы познакомились в Квебеке. Вы присматривали за семинаристами и часто наведывались к нам, рассказывая о нашем протеже Ниле Аббиале и о Марселлине, постоянно убегавшем племяннике господина де л'Обиньера. Позднее я узнала, что вы решили два года прослужить у иезуитов в их миссии на Великих Озерах.
Он угрюмо кивнул.
– Во время нападения ирокезов на Квебек я дал себе такой обет, в случае если мне удастся спасти детей на мысе Бурь…
– Ваше желание исполнилось. И вы выполнили обещание. Догадываюсь, какой ценой.
– Увы! – прошептал он.
Ее удивила его подавленность. Вряд ли испытания, которые ему пришлось пережить, какими бы ужасными они ни были, могли до такой степени сломить этого мальчика, оставшегося в ее памяти веселым и энергичным. Будучи уроженцем этой страны, а следовательно, выносливым по своей природе, он закалился в раннем детстве: три года провел в плену у ирокезов после того, как на его глазах скальпировали всех близких.
И в Квебеке часто удивлялись, видя столько нежности, религиозности и деликатности в подростке, выросшем у дикарей. Но теперь она совсем не узнавала его. Он был другим, что-то сломило его. Ей показалось, что он пришел к ней, как приходит раненое животное, возлагая последнюю надежду на единственное живое существо, будучи уверен, что встретит в других лишь равнодушие и жестокость. Неужели гибель отца д'Оржеваля так его потрясла?
Он низко склонил голову, не решаясь заговорить, рассматривая свои руки, и она обратила внимание на его указательный палец – укороченный, обожженный, незаживающий. Обуглившаяся кость первой фаланги выступала наружу.
– Бедное дитя! Значит, вас тоже пытали?
– О, пустяки! – ответил он. – Они сунули палец в раскуренную трубку. Но это совсем не страшно. Страдания во имя Христа – благо, и я предпочел бы испытать вдесятеро больше, если бы это помогло избежать необходимости…
– Чего? – Он умолк. – Я вас понимаю, – сказала она. – Вы оказались свидетелем гибели того, кому собирались служить, и укоряете себя, быть может…
Он вздрогнул, словно от пытки, еще более мучительной, чем та, которая не смогла сломить его плоть.
– Нет! Нет! – Он с каким-то отчаянием встряхнул головой. – Ах! Мадам, наконец вздохнул он. – Если бы вы знали! Нет, я ни в чем себя не упрекаю.
Мученическая смерть – удел тех, кто несет этим несчастным варварам Слово Божье. Тут мне не о чем сожалеть. Здесь другое! О! Это выше моих сил, эта тайна душит меня.
Она увидела, до какой степени он несчастлив.
– Доверьтесь мне, – мягко обратилась она к нему. – Мы ваши соотечественники, вы это знаете, и готовы поддержать вас и прийти на помощь, если вы чувствуете себя одиноким в этой чужой и враждебной вам стране.
Он смотрел на нее остановившимся взглядом, и губы его дрожали.
– Дело в том, что… Я бы не хотел нарушать…
– Может быть, это касается нас? – спросила она, озаренная внезапной догадкой. – Понимаю! Наверное, вам стало известно о каком-то направленном против нас заговоре.
– Нет, нет, это не так… Клянусь. А впрочем, да! Какая несправедливость! Я вижу бездну мерзости и лжи, в которую низвергается все, что было когда-то моей жизнью.
– Дайте вашу руку, – попросила она. – Вы слабы, и я тоже слаба, так как недавно перенесла тяжелую болезнь. Присядем вон там, под этим деревом, и вы попробуете привести в порядок свои мысли.
Они сделали несколько шагов, высокий мальчик, такого же роста, как и она, оказавшийся более слабым, нуждающимся в ее ободрении.
– Мы похожи на двух старичков, – заметила она. Он улыбнулся, и она расценила это как свой успех. Они вновь остановились.
– Мадам, разве не по воле Бога вы находитесь сейчас в этом городе? Я вспомнил, как вы пришли к нам на помощь во время ирокезского нападения на мыс Бурь, когда многие наши добрые учителя были скальпированы и погибли, и так по-доброму утешили и ободрили меня в моем горе. Он умолк.
– И на мыс Бурь возвращались гуси…
– Ах, большие белые гуси с мыса Бурь, увижу ли я их когда-нибудь снова?
– А почему бы и нет, чего вы боитесь? Вам надо лишь восстановить силы.
