Сюзанна Энок - Слово джентльмена
– Да, я очень люблю отца. Он никогда не третировал меня и всегда уважал как женщину. А еще он дал мне превосходное образование…
– Начав жизнь с благих намерений, он быстро протрезвел, когда попытался применить их на практике и сделаться полезным не только своим сверстникам, но и человечеству в целом, – с улыбкой почти продекламировал Роберт.
Люсинда тут же уточнила:
– Это из «Франкенштейна», не так ли?
Она вспомнила книгу, которую читала все последние дни.
– Вы догадались или знали об этом? – с недоверием спросил ее Роберт.
– Я в очередной раз воспользовалась дедуктивным методом, в котором уже достигла немалых успехов. К примеру, я установила три основные причины немногословности своего отца при описании им Шато-Паньон и сражения при Байонне. Это – затраченное время, конкретность, а также вопросы, связанные с государственной тайной.
– Не возьму на себя смелость утверждать, о чем думал генерал Баррет, – сказал Роберт тихим, странно таинственным голосом, – но готов согласиться, что вы правы.
Люсинда нервно глотнула воздух. Она не могла прямо спросить у Роберта, почему он не любит генерала Баррета и всегда не согласен с тем, что ее отец считает крайне важным. После того, что Люсинда уже узнала, ей стало ясно – между тем и другим существует тесная связь.
Она посмотрела в напряженное лицо Роберта и осторожно произнесла:
– Итак, замок Шато-Паньон был тюрьмой…
– Своего рода!
– Что вы имеете в виду?
Дыхание Роберта сделалось прерывистым, и он тихо, с невольно прорывающейся злобой, проговорил:
– Я мало что там успел увидеть, но уверен – замок был превращен в тюрьму для британских офицеров для того, чтобы выжать из них информацию.
Люсинда поняла, что Роберт имел в виду: нужные сведения французы выбивали у англичан с помощью пыток. Та же участь, несомненно, постигла и самого Роберта.
– Простите меня! – прошептала она.
– Ничего. Это же не ваша вина!
– Вы раньше об этом никогда не рассказывали, не так ли? – спросила Люсинда, хватая Роберта за руку и крепко сжимая ее.
– Нет. Я только рассказал Джорджиане кое-что из того, что не должен был разглашать, о чем ее и предупредил. Она удовлетворилась услышанным и больше ни о чем не спрашивала. Правда, подозреваю, она мало что поняла из моего рассказа…
– Вам запрещали разговаривать?
– Даже между собой! Если кто-то из охраны случайно слышал хотя бы одно слово, сказанное шепотом, то провинившегося вытаскивали во двор и жестоко избивали.
– Но вы говорили, что французы хотели получить от пленных информацию. Если им было запрещено разговаривать даже друг с другом, то как же…
– Мы могли разговаривать только с надзирателем, и ни с кем больше.
Люсинда почувствовала, как напряглось тело Роберта. На мгновение он закрыл глаза и прошептал:
– Целых три года я старался забыть обо всем этом и не хотел бы снова вспоминать…
– Тогда не будем больше об этом говорить!
Она подумала, что отец с его непременными расспросами о Шато-Паньон и о том, что там делал Роберт, может подождать, как, впрочем, и ее собственное не до конца удовлетворенное любопытство…
Они прошли молча еще несколько шагов, как вдруг Роберт мрачно проговорил:
– А может быть, я все-таки буду об этом вспоминать. Странно, но если я мог помнить те ужасы и не умереть, то это, наверное, не так страшно…
Боже! Внезапно Люсинда поняла, что вопрос состоял не в том, будет ли Роберт говорить обо всем этом, а сможет ли она сама выдержать его ужасные признания! Конечно, Люсинда слышала много рассказов, выдумок и даже анекдотов, связанных с недавней войной, но ни в одном из них не было скрыто столько ужасов, происходивших наяву!
– Тогда расскажите мне только то, что сможете, – попросила она.
Роберт посмотрел на Люсинду, и ей показалось, будто перед его глазами в одно мгновение прошла целая вечность.
– Простите меня! – тихо сказал он.
– Простить? За что?
– За то, что рассказываю вам все эти кошмары. Вам они абсолютно не нужны – только нервы портят. Продолжайте разговаривать со мной как-с нормальным живым существом – так будет гораздо лучше!
Сердце Люсинды сжалось. Она еще крепче ухватилась за руку Роберта и повернула его лицом к себе, а потом, поднявшись на цыпочки, поцеловала в губы.
Роберт обхватил ее за плечи и крепко прижал к себе. Его ладони скользнули вниз и, на мгновение остановившись на груди, сомкнулись за ее спиной на талии.
– Люсинда! – прошептал Роберт.
– Тс-с! Поцелуйте же меня! – Она попыталась прижаться к нему всем телом, но внезапно почувствовала перед собой каменную статую, которую была не в силах сдвинуть с места. – Что с вами? – удивленно спросила она.
– Тише! Видите тот кеб?
Действительно, их нагонял экипаж. Роберт поднял руку, и возница, остановив лошадей, спрыгнул с облучка и почтительно открыл дверцы. Не произнося ни слова, оба расположились на заднем сиденье. Кеб тронулся, и колеса застучали по булыжной мостовой.
– Вы так и не рассказали мне о плане своего третьего урока для Джеффри, – со вздохом произнес Роберт.
В голосе его звучал металл, как будто всего за минуту до этого он не целовал Люсинду…
Так вот в чем дело – в поцелуях! Потому-то Роберт и вспомнил сейчас о Джеффри. Она целовала его, а своим учеником выбрала лорда Ньюкома!
– Я намереваюсь сказать вам кое-что сегодня вечером, – ответила Люсинда.
– И это, наверное, будет плохая весть для меня!
Да, это будет, а скорее, уже стало плохой вестью для Роберта. А может быть, также и для нее.
– Чертов предатель! – донесся снаружи мужской голос.
Роберт загородил собой окошко, не позволив Люсинде выглянуть; обернувшись, она увидела лишь стремительно удалявшуюся карету.
– Кто это был?
– Уолтер Фенгроув и его жена.
– Он имел в виду вас? Но почему он позволил себе подобное оскорбление?
– Не знаю, – пробормотал Роберт, и лицо его стало серым.
– Роберт?
– Я в полном порядке. Нам надо поскорее вернуться к Джорджиане – опасно оставлять ее одну в таком положении. Если что-нибудь случится, ей потребуется помощь.
Люсинда готова была поручиться, что Роберт далеко не в порядке, но она не хотела еще более раздражать его, а потому утвердительно кивнула:
– Да, вы правы! Действительно, нам надо поскорее вернуться к Джорджиане…
Глава 14
Теперь все пропало!
Виктор Франкенштейн
(М. Шелли «Франкенштейн»)
Роберт немного поговорил о Шато-Паньон и вовсе не умер от этого. Как он и говорил Люсинде, это даже в каком-то смысле принесло ему некоторое успокоение… или принесло бы, если бы не мерзкая выходка Уолтера Фенгроува…
