Кристина Додд - Непокорная невеста
Он смущенно ответил:
— Генрих делает столько глупостей. Должен же ему кто-то об этом говорить.
— И что же, вы говорите королю, что он сделал глупость? — спросила Джулиана, и сердце ее забилось от гордости.
Подумать только, ее Раймонд так разговаривает с королем!
Ее Раймонд? Джулиана поражалась самой себе.
Еще вчера она считала себя хозяйкой своей судьбы. Казалось бы, когда обнаружился обман и выяснилось, что Раймонд никакой не зодчий, между ними все было кончено. Она была разъярена, оскорблена, но, надо признаться, не слишком удивлена. Ведь с самого начала она чувствовала, что это человек не простой, что это настоящий лорд. Обида — да, гнев — да, но не удивление. Почему же после такого удара она мысленно называет его «своим Раймондом»?
— Да, мне не раз приходилось называть Генриха дураком, — ухмыльнулся Раймонд. — Так что вы подумайте, миледи, стоит ли выходить за меня замуж.
— Я с самого начала говорю, что не стоит, — огрызнулась она.
Раймонд рассмеялся, взял ее пальцами за подбородок:
— Прекрасно сказано, миледи! Вы отлично справились с этим маленьким бахвалом Феликсом. Один удар — и вы сразу стали чувствовать себя гораздо свободней.
Джулиана вспомнила, что остается еще сэр Джозеф:
— Увы, не так это просто.
— Ничего, долгий путь начинается с первого шага.
— Так вы считаете, что я поступила… смело?
— Смело? Мало сказать! Поднять руку на рыцаря, на человека, с детства обучавшегося воинскому искусству — пускай и не слишком хорошо?
В полумраке она почти не видела его лица, но голос его звучал искренне, прочувствованно.
— Сказать, что вы поступили смело — значит ничего не сказать. Вы имеете право наслаждаться победой. А с Феликсом я разберусь сам.
Раздвинулись ширмы, и Валеска показала двум крепким слугам, куда поставить здоровенную деревянную бочку со снегом.
— Благодарю тебя, Валеска. Это меня излечит, — сказал Раймонд.
Слуги вопросительно посмотрели на свою госпожу, но та лишь недоуменно пожала плечами.
Валеску, казалось, ничуть не удивляла бочка со снегом. Старуха уложила в изножье кровати раскаленный камень, обернутый в тряпку.
— Это, чтобы у вас ноги не мерзли, миледи, — сказала она Джулиане, а Раймонду сообщила:
— Твои родители заняли самое лучшее место у очага. Жоффруа велел маленькому лорду Феликсу перестать хныкать. Сказал, что если уж его вздула женщина, то пусть, по крайней мере, не привлекает к себе лишнего внимания.
Она подмигнула Джулиане, а Раймонд тем временем скинул башмаки и штаны.
— Ты должна называть моего отца по титулу, Валеска, — проворчал он. — Иначе он тебе задницу надерет.
— А я совсем его не уважаю, — сказала Валеска, подбирая штаны.
— Смотри, а то последние зубы потеряешь. Мой отец старость не чтит.
Раймонд скинул плащ и дублет, и Валеска тут же подобрала брошенную одежду.
Раймонд остался в одной холщовой рубахе, ветхой и дырявой. Сквозь дыры в материи Джулиана разглядела у него на спине какие-то устрашающего вида шрамы.
Слуги тоже вылупили глаза, и Валеска прикрикнула на них:
— А ну марш отсюда, безмозглые!
Парни опрометью кинулись прочь.
— Можно подумать, никогда шрамов, не видели, — заметила Валеска и доверительно сказала Джулиане: — Если б не мои травы, он бы нипочем не выжил.
Раймонд иронически улыбнулся Джулиане и снял рубаху. Тут она увидела шрамы во всей красе: глубокие, багровые рубцы. Еще один белый шрам опоясывал шею Раймонда, и Джулиана вспомнила слова Феликса.
Неужто это след железного ошейника? Джулиана чуть не задохнулась от возмущения. Как смели неверные сажать на цепь такого доблестного рыцаря!
Она передернулась, а Раймонд сказал:
— У вас глаза совсем сонные, миледи. Залезайте-ка под одеяло. Я приму ванну и присоединюсь к вам.
— Какую еще ванну? — поразилась Джулиана.
Он кивнул на бочку со снегом:
— Вон ту.
— Вон ту ванну? — тупо повторила Джулиана, глядя, как он растирает себе грудь. Она никак не могла оторвать взгляда от буйной поросли волос на его груди — пальцы так и тянулись дотронуться до его крепкого тела.
Раймонд тем временем остался в одной набедренной повязке. Против воли Джулиана уставилась на этого полуголого красавца. Кожа у него была смуглая — должно быть, унаследованная от южных предков. Зато стать и рост Раймонд наверняка унаследовал от викингов, переселившихся в Нормандию с севера. Ну а мощные мускулы — это уже результат рыцарского воспитания и походной жизни.
Джулиана смущенно покосилась на Валеску, но та потихоньку улизнула, оставив ее наедине с Раймондом.
— Я бы не стал принимать сегодня снежную ванну, — сказал Раймонд, — но после встречи с родителями чувствую себя каким-то грязным. — Он сунул в бочку голову и принялся натирать снегом лицо и волосы. — Ужасно захотелось окунуться в свежий, чистый, холодный снег. Он меня очистит.
— Это чувство мне знакомо, — с вызовом произнесла Джулиана. — То же самое я ощущала вчера, когда прибыл настоящий зодчий.
— Отличное лекарство, — посоветовал Раймонд и двинулся к ней, зачерпнув целую горсть снега. — Хотите попробовать?
— Нет! — взвизгнула Джулиана. — Я еще не сошла с ума.
Остановившись, Раймонд усмехнулся:
— Так вы простили меня за обман, миледи?
Она смотрела на него. Он был таким сильным, таким гордым. Только что он защитил ее от своих родителей. Что такое ее уязвленная гордость по сравнению с его муками? Ведь ему всю жизнь приходилось сражаться с этими страшными людьми, все время норовившими унизить и оскорбить его.
Увидев, что она колеблется, Раймонд сделал шаг вперед, и Джулиана поспешно сказала:
— Да-да, я вас прощаю.
Он слепил снежок и с улыбкой заметил:
— Прощать ближнего — истинное наслаждение.
— Я наслаждаюсь, — уверила его она.
— Ах, миледи, как вы добры!
— Я знаю.
Он поднял руку со снежком, и Джулиана отпрянула. Тогда, расхохотавшись, Раймонд растер снег о свою грудь.
Джулиана зябко поежилась, а он продолжил свою «ванну» — зачерпывал из бочки снег и втирал его в кожу. Она, не раздеваясь, залезла под одеяло и зажмурилась, чтобы не видеть этой ужасной сцены. Однако глаза никак не желали оставаться закрытыми. Каким тощим и жалким был ее первый муж по сравнению с этим красавцем! Легко пренебрегать соблазнами любви, если ты никогда не видела, что такое настоящая мужская красота. Джулиана устыдилась собственной слабости и, чтобы скрыть смятение, спросила:
— А вы ругали короля за то, что он так унижает королеву?
— Что-что? — не расслышал Раймонд, увлеченный своим занятием.
— Ругали ли вы короля Генриха за то, что он так обходится с Элинор?