Элоиза Джеймс - Безумная погоня
На подготовку к обольщению Стивена у нее ушла вся вторая половина дня, и наконец Беата решила, что выглядит неотразимо желанной. Она надушилась, завилась и накрасилась, наведя лоск на каждый дюйм своего тела, не надела корсет и не стала использовать ватные подкладки, а из всех платьев выбрала такое, которое словно в порыве языческого воодушевления выставляло миру все, чем обладала его владелица. Сшито оно было из французского шелка приглушенного цвета морской волны; отчаянно смелое декольте украшали ленты чуть более темного оттенка.
Обеденных приборов за столом стояло совсем немного, что было неудивительно: Эсме, очевидно, встанет с постели еще не скоро. За едой Беата почти не обращала внимания на Стивена, позволяя ему сколько угодно флиртовать с Хелен, в то время как граф Годуин наблюдал за ними с сардоническим выражением лица. Она не имела желания вступать в открытую борьбу с Хелен, которая только накануне вечером радушно поблагодарила ее за помощь. Добившись внимания Стивена, графиня наверняка не поймет ее, если подруга вдруг уведет этого красавца прямо у нее из-под носа.
Войдя после ужина в салон, Беата обнаружила, что граф и графиня уже сидят за пианино, в чем, собственно, не было ничего противоестественного.
При виде ее платья глаза Стивена потемнели, и это могло означать только одно: наряд ему понравился, и Беата с тайной гордостью подумала, что вряд ли найдется на свете такой мужчина, которого он оставил бы равнодушным.
— Ты выглядишь просто восхитительно, дорогая! — Арабелла всплеснула руками. — Признаюсь, только на тебя у меня вся надежда. Если мы останемся здесь без тебя надолго, то скоро можем и вовсе перестать одеваться к обеду!
Беата слегка повела плечами; идея весь день ходить в одном и том же представлялась ей непереносимой.
— О Беата! — Хелен оторвала взгляд от клавиш, — не окажешь ли любезность еще раз попробовать станцевать мой вальс? Я бы хотела показать его Рису…
— Что? — Беата обернулась и обнаружила, что Стивен уже стоит рядом. Его глаза стали почти черными, и она ощутила свою власть над ним. В конце концов, почему бы и не продолжить добиваться его, если ей того хочется?
Она присела в глубоком реверансе и подала Стивену руку, а он, поклонившись, поцеловал тыльную сторону ее ладони. Потом он на секунду замер, разглядывая ее руку, и Беата проследила за его взглядом.
— С вами все в порядке? — невинно поинтересовалась она.
— Я вдруг вспомнил, что однажды танцевал с одной молодой особой, чье имя мне не хочется называть; так вот, она оставила по всему моему сюртуку следы пудры.
Беата вскинула брови:
— Но у меня-то кожа моя собственная.
Их взгляды на мгновение встретились, и улыбка Беаты сообщила ему, что остальное ее тело такое же белое.
Заиграла музыка, и Беата от возбуждения даже задрожала. Она не понимала, как до сих пор потеряла целых две недели, раздумывая, продолжать ли ей общение со Стивеном или нет. Обихаживать мужчину было для нее сродни дыханию. И как она это сразу не поняла?
Когда Стивен закружил ее и они помчались в вальсе на другой конец длинной Розовой гостиной, Беата ничего не могла с собой поделать; уже одно ощущение его руки на талии вызывало в ней томление. Ее сердце колотилось так быстро, что она почти не слышала музыку.
— Вы уже побывали с восторженной толпой в детской? — осведомился Стивен.
Что бы это значило? Беата чуть ни завизжала. Дамы вроде нее никогда не обзаводятся детьми! Они имеют мужчин… а не младенцев. Во всяком случае, она уж точно не хотела ребенка. Уильям, на ее взгляд, выглядел как маленький масляный колобок, и едва она на него взглянула, как он начал пищать. От одного этого звука она чуть не заскрежетала зубами.
— По-видимому, у меня просто нет материнских чувств, — призналась она.
Стивен повел ее по широкому кругу.
— Мои отцовские чувства тоже пока не пробудились, — задумчиво произнес он. — А вот Хелен без ума от этого ребенка.
Беате вовсе не хотелось говорить о Хелен.
— Дорогой граф. — Она остановилась. — Да?
— Пойдите лучше в библиотеку; полагаю, нам есть что обсудить. К тому же я очень хочу прочитать вам одно стихотворение…
Стивен вскинул бровь. Теперь он выглядел куда более искушенным, чем прежде.
— Стихотворение Барнфилда, — пояснила Беата на всякий случай.
— Ах вот вы о чем!
Когда вальс закончился, Беата пожелала всем спокойной ночи и покинула Розовую гостиную, даже не обернувшись, чтобы проверить, идет ли он следом, — поскольку в случае неудачи она всегда могла сделать вид, что ничего такого между ними не происходило. Вероятно, в таком случае она поехала бы утром в Лондон навестить друзей, а заодно успокоить нервы.
К счастью, когда она вошла в библиотеку, Стивен вошел за ней, и она подумала, что его загипнотизировало виляние ее бедер. Их раскачивание из стороны в сторону всегда привлекало мужчин, по-видимому, им казалось, что оно обещает все и сразу.
— Вы специально отрабатывали эту походку? — спросил Стивен, зажигая лампу на каминной полке.
Он испытывал странное чувство разочарования. Правда, Беата пригласила его на импровизированное свидание, но на что еще он мог рассчитывать, если сам посоветовал ей добиваться его? Выходит, на самом деле она была такой в точности, какой казалась: невероятно доступной.
Когда Стивен обернулся, Беата улыбалась, устроившись в углу на кушетке. Она по-прежнему выглядела как отъявленная распутница.
— А вы что думаете про мою походку?
— Я думаю, у вас все чертовски хорошо отрепетировано, — спокойно ответил он.
Улыбка исчезла из глаз Беаты, и тут же в них появилась какая-то неуверенность. Немного помедлив, Стивен не спеша подошел к ней.
— Вам не нужно хмуриться, словно девочка, которой отказали в сладостях, вы ведь можете получить любого мужчину, которого захотите, не так ли?
— В настоящий момент я хочу вас, — сказала Беата без колебаний.
Никогда еще за всю жизнь Стивен не ощущал такого сладострастия, как в этот момент. Жаль только, что она молодая, незамужняя женщина, в то время как он слишком стар для нее. На самом деле он лишь теперь с испугом понял, что до сих пор его никогда не соблазняли. Ничего удивительного, что теперь он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.
Беата отвернулась от него и взяла со стола тоненькую книжечку в кожаном переплете.
— Можно, я начну со стихотворения, приведшего всех в такое возбуждение? — спросила она.
От шелковистой вкрадчивости ее тона тело Стивена пронзила дрожь.
О если бы Господь, чтоб мне воздать награду,
вдруг обратил мои уста в цветок,
