Шэна Эйби - Столетнее проклятие

— Ты будешь моей женой? — очень тихо и нежно спросил он.

— Нет, — тотчас же ответила она. — Я не могу. Прости.

Маркус ждал подобного ответа, и все же ему стало больно. «Ничего», — сказал он себе. Сколько бы она ни отказывала — он не пойдет на попятный. Авалон будет его женой.

Далеко в горах разнесся плачущий вой одинокого волка. Над вершинами взошла круглая бронзовая луна.

— Уже поздно, — сказал Маркус, но руки не отнял.

Авалон ничего не ответила. Как по волшебству, ее серебристые волосы в лунном свете обрели теплый золотой оттенок, белоснежная кожа, казалось, посмуглела, темные глаза были бездонны. Запрокинув голову, она заглянула в лицо Маркусу, и ему почудилось, что он обнимает ангела. Увы, первые же слова Авалон безжалостно швырнули его с небес на землю.

— Милорд, как ты узнал, что Брайс собирается выдать меня за своего брата?

— Из письма. Нам прислали письмо.

— Могу я взглянуть на него?

Маркус пожал плечами, убрав руку с ее талии. Волшебство исчезло, растворилось в лунной ночи.

— Почему бы и нет?

Он привел Авалон в единственное место, которое было ей знакомо во всем Савере, — кроме, конечно, тесной комнатки, где ее держали взаперти. Как только ее выпустили, Авалон кинулась исследовать замок, бесцельно бродя по коридорам и залам, покуда ей не наскучила толпа, неотрывно следовавшая за ней по пятам. Тогда она объявила, что хочет выйти посмотреть на дождь, но даже это не отпугнуло стайку неугомонных мальчишек. Вслед за Авалон они дружно направились в южную башню и даже слегка разочаровались, обнаружив, что дождь кончился.

Комната в круглой башне, куда привел ее Маркус, судя по всему, служила ему кабинетом. Авалон не сумела как следует рассмотреть ее во время разговора с посланниками королей и папы. Теперь ей здесь понравилось — не слишком просторно, но и не чересчур тесно, уютный очаг, застекленные окна, из которых видна была вся округа. Когда Авалон беседовала с посланниками, она была слишком поглощена важным делом, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Длинный стол, за которым тогда сидели знатные гости, был теперь завален бумагами и свитками. Были здесь даже счетные книги, заполненные неуклюжим, неразборчивым почерком.

Авалон смотрела, как Маркус, подойдя к столу, роется в этой груде. Его смуглое чеканное лицо было напряженно и сосредоточенно, и даже в ненавистном тартане Кинкардинов он казался Авалон таким красивым, что у нее дух захватывало.

Если б только все вышло иначе! Если б Маркус не был сыном Хэнока, если б он так свято не верил в нелепое предание о проклятии дьявола; если бы сама Авалон, измученная тяготами своего страшного детства, не поклялась никогда не выходить замуж…

Ну да ничего не изменишь. Маркус таков, каков есть, и во всех невзгодах Авалон есть изрядная доля его вины, пускай даже и невольная. Впрочем, Авалон подозревала, что, даже если б у Маркуса и был выбор, он все равно цеплялся бы за эту треклятую легенду. А она не позволит сызнова втянуть себя в водоворот суеверной лжи. Для нее это хуже смерти.

Авалон отвернулась от поглощенного поисками Маркуса и подошла к гобелену, который висел в простенке между окнами. Искусное творение ткачих изображало знатную даму, которая купалась в ручье, распустив длинные золотистые волосы. Служанки с берега смотрели на свою хозяйку; шеи у них были длинные, выгнутые, точно у лебедей. Вода была выткана синей, зеленой и белой нитью. Сцена купания была изображена во всех подробностях — в ручье у ног дамы резвилась даже стайка мальков.

— Ничего не понимаю! — услышала Авалон раздраженное восклицание Маркуса и, обернувшись, увидела, что он сидит в кресле, с неприкрытым отвращением взирая на груду бумаг. — Записка была здесь, — пояснил он. — Кроме меня, этих бумаг никто не трогал. Куда же она делась?

— Что это за бумаги? — спросила Авалон, подходя к столу.

— А бог их ведает! Мне они достались по наследству.

Авалон двумя пальцами ухватила потрепанную бумажку.

— Четыре бочонка доброго эля, — прочитала она вслух, на ходу переводя с гэльского. — Бочонки из превосходного французского дуба, с железными обручами. Два плуга с ременной упряжью. Озимое зерно для… двадцати полей. Тридцать ягнят в уплату. — Она подняла глаза. — Описание сделки?

— Скорее всего. Полагаю, Хэнок не был склонен заниматься таким скучным делом, как постоянное ведение хозяйственных записей.

Пять лет в Гаттинге. Пять лет обучения всему — от моды и манер до латыни и управления поместьем.

— Тебе нужен управитель, — заметила Авалон.

Маркус безрадостно хохотнул.

— Мне нужно очень многое, миледи, а доступно очень малое. В том числе и управитель.

Авалон помяла пальцами истрепанный листок, с сомнением глядя на выцветшие чернила. И, помолчав, решилась:

— Если хочешь, я могла бы тебе помочь.

Маркус мгновенно вскинул голову:

— Что?!

— Мне приходилось заниматься хозяйством. Управитель в Гаттинге обучал меня ведению дел, так что я в этом разбираюсь. — Она бросила листок на груду бумаг. — Он говорил, что у меня необычайные способности к математике — для женщины, конечно, — с презрительной усмешкой прибавила Авалон.

— И ты согласилась бы заняться моими делами? — недоверчиво спросил он.

— Нет! — поспешно ответила Авалон. — Но я могла бы обучить этому подходящего человека. Выбери сам, кого захочешь, мужчину или женщину — не важно. Я постараюсь ему помочь.

Маркус погрузился в раздумья, отрешенно уставившись в темноту, которая подступала к кругу света от бронзовой лампы. Авалон взяла со стола охапку листков и принялась их просматривать, один за другим откладывая в сторону. Скоро она обнаружила, что машинально сортирует документы: оплаченные счета, расписки, кое-как нацарапанные жалобы и просьбы, порой и просто мнения о различных людях…

— Кит Макфарленд, — прочла она вслух. — Жалкий трус. Негодяй.

И отложила записку в «разное».

— Именно так и мог бы сказать Хэнок, — сухо заметил Маркус.

— Именно он посчитал это мнение настолько важным, что решил записать его? Занятно! — прибавила Авалон, перебирая бумаги. — Мне кажется, он не очень-то склонен был баловаться с пером и бумагой. Если бы не Ян, меня и вовсе не стали бы учить грамоте.

— Ян?

— Друг твоего отца Ян Маклохлен, — отрывисто пояснила Авалон. — Это он учил меня рукопашному бою. Ты его не знал?

— Нет, — покачал головой Маркус.

— Что ж, тебе повезло.

Маркус не успел ничего ответить, потому что Авалон протянула ему клочок бумаги.

— Не об этой ли записке ты говорил, милорд?

Маркус бросил взгляд на знакомые строчки.