Дороти Гарлок - Путь в Эдем
В комнате было тихо. Желтый Початок что-то бормотала. Миссис Макмиллан словно хотела разломать кровать – так казалось оцепеневшей Мэгги. Время от времени у роженицы вырывался хриплый возглас. Она то задерживала дыхание, то громко и жадно хватала ртом воздух. Лицо и шея у нее покрылись потом.
Время для Мэгги остановилось. Она с ужасом взирала на эту картину. Неужели и ей придется так мучиться, чтобы малыши, о которых она мечтала, появились на свет?
Эй опустилась на колени напротив матери и обеими руками поймала дитя, выскользнувшее из тела миссис Макмиллан. Младенец был мокрый, окровавленный и морщинистый.
– Мальчик! Па получил своего мальчишку! Би быстро перевязала и обрезала пуповину. Эй встала, запустила палец новорожденному в рот, чтобы освободить его от слизи, и подняла его крошечные ручонки над головой. Младенец сделал вдох и закричал.
– Он в полном порядке, ма! – засмеялась Эй. Би подложила матери неглубокую миску.
Мэгги с изумлением смотрела, как Би зачем-то берет перышко и щекочет им нос матери. Миссис Мак потужилась еще раз, и послед скользнул в миску. Когда это было сделано, Би дала ей свернутую в трубочку ткань, чтобы собирать кровянистые выделения. Миссис Мак встала и пошла к краю кровати.
– У него все что нужно, ма. Все двадцать пальчиков. Два ушка. Два глаза. Нос. Все! – Эй поднесла матери сына. – Взгляни на его волосики, ма! А толстенький – ну прямо поросеночек! Когда па его увидит, вот обрадуется! Я его вымою, а потом мы его назовем.
Желтый Початок все бормотала и бормотала. Би помогла матери надеть чистую ночную рубашку и лечь в постель, а потом бережно обтерла ей лицо и шею влажной тряпицей.
– Вы умницы. Обе.
Мэгги глаз не могла оторвать от младенца. Он был красный, как свекла, а головенка у него была покрыта густыми черными волосами. Этот морщинистый крошечный старичок вызвал у молодой женщины только чувство брезгливости. Почему Эй и Би им так восхищаются?
– Как вы его назовете? – спросила Мэгги.
– Эф, конечно, – рассмеялась Эй. – Но звать мы его будем Фрэнком. – Девушка запеленала младенца и отнесла матери. – Он у нас вылитый па, правда, ма?
– Конечно. Он как две капли воды похож на мистера Мака. Ты бы позвала его, Эй. Ты же знаешь, что он места себе не находит. Его б воля – сам бы рожал.
Эй открыла дверь.
– Па! – крикнула она. – Ма сказала, чтобы ты шел посмотреть на Фрэнка!
Раздался радостный вопль. А потом в дом ворвался не один мужчина, а целых… «Много», – подумала Эй. Поль хлопал ее отца по плечу. Все улыбались: Лайт, люди Веги, Поль и даже Эли Нильсен. У них за спинами сияли улыбками Калеб и Лайнус. Калеб держал на руках Зеда. Младшие девочки тоже вбежали в комнату.
– Вы куда? Вас слишком много. Я звала только па. Остальные – на улицу. – В два счета Эй выпроводила всех.
– А нам можно остаться? – хором закричали Си, Ди и И.
– Только ведите себя тихо. Кстати, – девушка вышла на порог, – почему никто не сторожит? Вдруг явится этот немец? – Она посмотрела прямо па Эли. – Вокруг фермы бродит невесть кто, а вы тут бездельничаете.
Вскинув голову, Эй вошла в дом и закрыла за собой дверь.
Эли тихо выругался.
Глава 17
Макмиллан готов был петь от радости, что у него родился сын. Утром счастливый фермер объявил, что весь день никто работать не будет и что завтра он устроит праздник.
Лайт с Мэгги, никому ничего не сказав, ушли с фермы. Однако к полудню они вернулись. Следопыт нес на плечах небольшого оленя. Он подвесил его на дерево и осторожно снял шкуру. Мягкую шкурку после выделки можно будет стелить в колыбель, а мясо они поджарят для праздника.
Калеб принес гуся – ощипанного, выпотрошенного, паленого; осталось насадить его на вертел. Лайнус поймал огромную черепаху, разделал ее. Черепашье мясо станет хорошей начинкой для пирогов.
Пятнистый Койот, приезжавший за Желтым Початком, вернулся с дикой индейкой, шкуркой енота и индейской колыбелью для новорожденного. Он бросил их перед дверью и, издав дикий клич, ускакал.
Эли и Поль подарили поселенцу мешок муки, мешок кофейных зерен, а миссис Макмиллан – отрез цветастой ткани.
Запекали тыквы, делали пироги, варили и жарили мясо. Миссис Макмиллан, держа на руках сына, отдавала распоряжения дочерям. Даже для самых маленьких нашлось дело. Зед сидел за столом и колол орехи для пирога с тыквой. Ди и И помогали старшим сестрам.
Бодкин и Диксон, которым тоже хотелось принять участие в семейном торжестве, кололи дрова. За то, что Макмиллан сохранил им жизнь, молодые люди готовы были сделать для поселенца все. Бодкин предложил фермеру сделать на улице печь так, как делал это его отец в Теннесси. Юноша воткнул в землю прочные, но гибкие ветки ивы по кругу размером с хорошую лохань. Свободные концы согнул и связал. Получилось что-то вроде вигвама. Оставив наверху небольшое отверстие, Линтон покрыл стены слоем влажной глины. Медленный огонь, разведенный внутри, сделал глину твердой. Утром в печке можно будет зажарить индейку или гуся.
Однако праздничное настроение нарушало смутное беспокойство: где сейчас Отто Крюгер и что замышляет этот спятивший немец? Пятнистый Койот с воинами-осейджами собирался обшарить лес и найти Безволосого. Индейцы были злы на него: Крюгер издевался над их любимым Зедом. Макмиллан не сомневался: осейджи не просто убьют Отто, а замучат его до смерти. Его вопли и запах паленой плоти могли испортить праздник. Поэтому поселенец решил подождать еще день.
Однако вместо индейцев с обезумевшим немцем встретился Эли.
После того как Эй обозвала Нильсена нахлебником, тот места себе не находил от возмущения. Он остался один с одиннадцати лет и ни разу не попросил ни крошки. Перед отплытием молодой человек собирался оставить Макмиллану мешок табаку, но теперь решил отдать его прямо сейчас – предварительно ткнув в него носом нахальную дочку поселенца.
Когда ждали нападения Беги, плоскодонку Эли спрятали в густых зарослях ивняка. Нильсен отправился к лодке. Однако, подойдя к укрытию, он понял, что там кто-то есть. Молодой человек вытащил из-за пояса пистолет и осторожно подобрался к суденышку.
Крюгер вышел из-под навеса и остановился. Он был грязный, ободранный. На лысой голове остались царапины, после того как Отто продирался сквозь заросли ежевики. Выражение лица толстяка было обиженным, как у ребенка. Казалось, он вот-вот заплачет.
– Что ты здесь делаешь, Отто?
– Это mein лотка.
– Ты ее продал мне, чтобы расплатиться с долгами в Сент-Луисе.
– Mein лотка! – Немец безумно вращал глазами.
– Здесь нет оружия.
– Фиски.
– И виски, и пороха тоже нет. Ты украл у меня два бочонка пороха и отвез пирату.
