Барбара Картленд - Сердцу не прикажешь
Марсия увидела на стенах мемориальные доски с именами погребенных, на некоторых были скульптурные изображения коленопреклоненных молящихся. Казалось, церковь стала семейным мемориалом Грейлингов.
Марсия вдруг почувствовала себя здесь посторонней.
Это место принадлежит Малколму, оно — часть его плоти; те, кто дал ему жизнь, покоятся здесь, и однажды придет час и он присоединится к ним.
«Где в это время буду я?» — думала Марсия.
Где и в каких неблагоприятных обстоятельствах по воле судьбы окажется она в это время?
Марсия поднялась и покинула церковь. Она искала в ней приюта, но ей было отказано. Возвращаясь в дом, она наконец приняла решение.
Надо поговорить с Малколмом, хотя бы ради Джеральда. Она побаивалась этого разговора, но знала, что у нее хватит на это смелости.
В холле ее уже ждал чай, но она даже не подошла к чайному столику, а медленным шагом поднялась по широкой лестнице.
Последние шаги дались ей через силу, и когда она оказалась перед дверью спальни Малколма, лицо ее было бледным.
Постучав, Марсия услышала резкое:
— Войдите!
На мгновение ей показалось, что у нее отнялись ноги — они не слушались ее. Однако, сделав над собой усилие, она открыла дверь.
Малколм молча смотрел на нее, и по его виду было ясно, что он не рад ей. Но она закрыла за собой дверь, подошла к его постели и села на стул рядом.
Марсия собиралась говорить с ним стоя, но выдержка изменила ей, и она поняла, что должна сесть, иначе не в силах будет сказать ему то, на что со страхом решилась.
— Малколм, — начала она, и собственный голос показался ей слабым и незнакомым. — Я должна поговорить с вами.
Он отложил блокнот, но карандаш оставил в руке и стал вертеть его в пальцах, нахмурившись, словно был недоволен тем, как это у него получается.
— Я хочу знать, — начала Марсия, — почему третьего дня вы оказались на балконе?
— Я не готов обсуждать это с вами, — ответил Малколм.
— Почему? — негодующе воскликнула Марсия.
Он посмотрел на нее так, словно ее вопрос удивил его.
— Если вы намерены обсуждать именно это, — ответил он, — то я не считаю наш разговор таким уж важным, и, прошу вас, давайте отложим его.
— Это неправда, и вы это знаете! — горячо возразила Марсия. — Он очень важен для нас.
— Для нас? — холодно переспросил Малколм и вскинул брови.
— Господи, зачем вы все усложняете? — не выдержала Марсия.
Она неожиданно поднялась со стула и пересекла комнату.
— Почему вы так обращаетесь со мной! Неужели вы не понимаете, что я хочу во все внести ясность? Я хочу быть честной и откровенной с вами, вместо того, чтобы делать вид, будто этот дурацкий барьер холодности между нами и есть наши нормальные отношения.
— А в чем вы хотите быть искренней и откровенной со мной? — полюбопытствовал Малколм.
Она повернулась к нему и, откинув с вызовом голову, посмотрела ему в лицо.
— Вы видели, как в тот вечер Джеральд поцеловал меня, — твердо сказала Марсия.
— Что из этого? Да, я видел.
Несмотря на сдержанность, голос его звучал сердито.
— Вас это расстроило, разозлило, возможно, вызвало отвращение. Вот почему вы поскользнулись на ступеньках лестницы и упали.
— Моя дорогая Марсия, — холодно возразил Малколм, — нам незачем об этом говорить. По условиям нашего соглашения вы вправе вести себя, как вам заблагорассудится, прискорбно лишь то, что для этого вы выбрали мой дом, а объектом ваших чувств стал мой управляющий.
— Именно этого я и боялась! — воскликнула в отчаянии Марсия. — Выслушайте меня, Малколм, прошу вас. Хотя бы раз выслушайте, если вы на это способны. Будьте же человечнее и попытайтесь понять других.
Она сжала руки, стараясь не потерять контроль над собой.
— С тех пор, как вы женились на мне, — продолжала Марсия, — вы относились ко мне, как к человеку, который не заслуживает вашего внимания, а порой едва вспоминали обо мне. Я старалась не придавать этому значения. И не ждала чего-либо от вас, хотя иногда вы причиняли мне боль, и я удивлялась, зачем вы делаете это, чем заслужила я такое отношение?
Потом мы приехали в Грейлинг, и я впервые в жизни почувствовала себя счастливой. Дом такой красивый, места вокруг — рай, о котором я и мечтать не могла, и все это мне доступно.
Мне было хорошо, я была абсолютно всем довольна, хотя у меня не было друзей, а вы со мной никогда не говорили, словно я — посторонняя, не достойная вашего внимания женщина. И смотрели на меня свысока, как на некое ничтожество.
Малколм издал какой-то нечленораздельный звук, но не прервал ее.
— Но даже на это я не реагировала, лишь бы мне можно было пожить здесь еще немного, насладиться тем, что я снова в родной Англии. Но потом такая ситуация стала пугать меня. «Как долго это продлится?» — спрашивала я себя. Как скоро вы решите выпроводить меня отсюда? По ночам я лежала без сна, сознавая, что завтра, возможно, — мой последний день в Грейлинге.
Иногда я вставала и, убедившись, что все в доме спят, выходила в сад или в парк, боясь пропустить хотя бы одно мгновение того, что было так мне дорого.
Но вы ничего не говорили мне. Потом на прошлой неделе приехала Джасмин, и с ее приездом вы изменились ко мне, стали добрее. Вы не просто стали вежливы, но, мне показалось, впервые заметили меня.
Вы поняли, что я живой, реально существующий человек, а не машина, которая наливает вам кофе за завтраком и что-то отвечает на ваши замечания за ленчем. Это ободрило меня, и я подумала: «Все к лучшему, происходят перемены. Человек, за которого я вроде бы вышла замуж, реален, он существует».
Вы понравились Джасмин, она сказала мне об этом. И еще она сказала, что уверена — наступит день, когда мы будем вместе и будем счастливы. Я не спрашивала, почему она так думает, но поверила ей, потому что она мудра и проницательна, и я очень ее люблю. У меня появилась надежда, я даже молилась.
Марсия умолкла и перевела дыхание. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
Малколм молчал, уставившись в одну точку.
— В тот день, когда уехала Джасмин, а вечером с вами произошло несчастье, я пила чай с Джеральдом в большом холле. Мы вместе с ним побывали днем на одной из ферм и вернулись довольно поздно. Я устала и мечтала о чашке чая. Нечаянно коснувшись серебряного чайника с кипятком, я обожгла палец. Ожог пустяковый, но он был шоком для меня, мне было больно, и эта боль почему-то сделала меня несчастной.
Я почувствовала, как я несчастна, после отъезда Джасмин. Я тосковала по ней, страшилась тех пустых дней, что меня ожидают, и особенно бессонных ночей.
И я стала рассказывать о себе, возможно, это было глупо с моей стороны. Теперь я понимаю, что это было нехорошо по отношению к вам и к нашему браку, но я ничего не могла с собой поделать. Я рассказала Джеральду о своей жизни на Ривьере, а потом вдруг расплакалась. Я вскочила и попросила Джеральда не обращать на меня внимания, сказала, что я дура и сама знаю об этом.
