Виктория Холт - Тень рыси

Стирлинг посмотрел на меня. Вспомнил ли и он о Джаггере?

— Значит, огонь добрался и сюда, — сказала я, и мои слова подхватил ветер.

И тут это случилось. Огромная ветка, словно стрела с неба, пронеслась с вершины самого высокого эвкалипта. Кто-то вскрикнул: «Боже мой, это же ветка-убийца!»

И я увидела Линкса: он упал с лошади и лежал на земле…

Его отнесли домой на наскоро устроенных носилках. Каким высоким он был — более высоким в смерти, чем в жизни! Он погиб, как какой-нибудь античный герой — от упавшей ветки, что насквозь пронзила его сердце, пригвоздив к земле. И смерть настигла его совсем рядом с тем местом, где он застрелил Джаггера.

Я все никак не могла в это поверить. Пошла в библиотеку. Потрогала шахматные фигуры, взяла его перстень с выгравированной на нем головой рыси и долго не отрывала от него взгляд — до тех пор, пока мне не стало казаться, что это его глаза смотрят на меня, а вовсе не сверкающие камни…

Линкс мертв!.. Но он же бессмертен! Я была в оцепенении. Я сама словно умерла.

Стирлинг пришел проведать меня, и только тогда я смогла излить свои долго сдерживаемые слезы. Он держал меня в объятьях, и мы долго стояли, тесно прижавшись друг к другу, как тогда, в пещере, когда вокруг нас бушевало пламя.

— Мы должны ехать в Англию, — сказал Стирлинг. — Он хотел этого. Я вздрогнула и ответила:

— Сейчас это невозможно. Все кончено. Стирлинг покачал головой и сказал:

— Он хотел, чтобы мы поехали. Мы отправимся туда, как если бы он был с нами.

Я подумала, что Линкс не умер, нет, он продолжал жить и управлять нами. Подсознательно я всегда верила, что смерть его не коснется. Возможно, так оно и было.

МИНТА

Глава 1

Сегодня вечером, когда сидела в своей комнате и смотрела на лужайку, я решила: напишу обо всем, что произошло. Тогда я навсегда сохраню воспоминания об этих днях. Человеческая память недолговечна, впечатления со временем становятся расплывчатыми, и прошлое видится таким, каким вам хотелось бы его видеть. Одни события вы с удовольствием храните в своей памяти, отбрасывая другие, неприятные. Словом, я буду вести что-то вроде дневника и записывать все правдиво и без прикрас, ни на шаг не отступая от истины.

Меня побудила к этому одна история, которая случилась в тот день, когда появился Стирлинг. Он ненадолго вошел в мою жизнь, и не было никаких оснований думать, что он появится вновь. Глупо, что мне вдруг захотелось описать это, действительно, самое заурядное событие. Его звали Стирлинг, а девушку — Нора. Они так обратились друг к другу всего раз, но я тут же это отметила. Я была более внимательна, чем обычно, и поэтому помню все подробности.

Ветер перенес шарф девушки через стену ограды, и они пришли забрать его. Мне почему-то показалось, что все было подстроено. Дурацкая мысль: Кому это было нужно?

Я сидела на лужайке вместе с Люси в один из тех дней, когда мама была не в духе. Бедная мама… Я знала, что она несчастлива. Она жила воспоминаниями о прошлом, совсем не таком безоблачном, каким пыталась его представить. Очевидно, ее счастье прошло стороной. Когда-нибудь она расскажет мне об этом. Она обещала.

Итак, мы с Люси сидели на лужайке. Люси вышивала гобелен, чтобы обить им один из стульев в столовой. Пепел от сигары моего отца упал на сиденье и прожег дыру в гобелене, который был выткан в 1701 году. Никому, кроме Люси, не пришло бы в голову повторить рисунок и вышить гобелен так, чтобы его невозможно было отличить от оригинала. По-своему Люси умница, и я рада, что она живет с нами. Без нее было бы скучно. Она все умеет делать: помогать отцу, читать маме вслух и многое другое. Просто чудо, как похожа ее работа на ткань, покрывающую сиденья других стульев.

— Почти то же самое! — воскликнула я.

— Почти! — в ее голосе прозвучал испуг. — Так дело не пойдет. Сходство должно быть абсолютным. Я попыталась ее успокоить.

— Ну, пусть не до такой степени. Нас это тоже устроит. Да и кто станет выискивать неточности?

— Может, кто-нибудь и станет… в будущем. — Глаза Люси сделались мечтательными. — Мне хочется, чтобы через 100 лет люди посмотрели на этот стул в недоумении: «Так который из них был обит в конце девятнадцатого века?»

— Но почему?

В голосе Люси прозвучала нотка раздражения:

— Только вдумайся, что все это значит! Ты можешь проследить историю своей семьи до эпохи Тюдоров и даже раньше. Ты унаследовала это чудо… Уайтледиз! А у меня такое впечатление, что для тебя это не столь уж важно.

— Конечно, я люблю Уайтледиз, Люси, и ни за что не хотела бы жить нигде, кроме него, но, в конце концов, это только дом.

— Только дом! — Она перевела взгляд на верхушку каштанового дерева. — Уайтледиз!.. Пятьсот лет назад здесь жили монахини. Иногда мне кажется, что я слышу звон колоколов, зовущих к службе, а по ночам — голоса монахинь, когда они шепчут молитвы в своих кельях, и шелест белых одеяний, когда они поднимаются по каменным ступеням.

Мне стало смешно.

— Люси, ты любишь это место больше, чем все мы.

— Вы воспринимаете его как должное, — воскликнула она с горячностью, но затем губы ее плотно сжались.

Я знала, что в этот момент она вспомнила о маленьком домике в закопченном городишке в Блэк Кантри.

Она рассказывала мне о нем раньше, и когда я подумала об этом, то поняла ее любовь к Уайтледиз, и я вновь порадовалась тому, что Люси живет с нами. Ну, а если быть честной, как раз благодаря ей я научилась ценить дом, который принадлежал нашей семье вот уже несколько столетий.

Именно я ввела Люси в нашу семью. Она преподавала английский язык и историю в пансионе, куда меня отправили учиться, и поначалу заботилась обо мне больше, чем о других воспитанницах. Благодаря ей я меньше тосковала по дому. Она учила меня, как приспособиться к новой среде и стать более независимой. И делала это незаметно, исподволь. Во втором семестре нам велели написать сочинение о старом доме и, вполне естественно, я выбрала Уайтледиз. Она спросила, где я видела этот дом.

— Я там живу, — ответила я, и после этого она часто расспрашивала меня о нем.

Когда наступили летние каникулы и все воспитанницы нетерпеливо ожидали возвращения домой, я заметила, что Люси ходит грустная, и спросила, где она проведет летний отдых. Люси мне сказала, что у нее нет семьи и она попытается устроиться у какой-нибудь дамы. Может быть, они даже отправятся путешествовать. И когда я с жаром предложила: «Вы непременно должны посетить Уайтледиз», — восторгу ее не было границ.

Итак, она приехала. В то время мы о деньгах даже не вспоминали. Дом огромный, многие комнаты пустовали, и у нас было полно слуг. Очень часто к нам приезжали гости, поэтому Люси Мэриэн была просто одной из них. Но, в отличие от других, приносила много пользы. Маме нравился ее голос, и Люси не уставала ей читать. Когда мама подробно описывала ей свои недуги, Люси выслушивала ее с сочувствием. Кроме того, она хорошо разбиралась в болезнях и умела отвлечь маму своими рассказами о тех людях, которые ими тоже страдали. Даже мой отец проявил к ней интерес. В то время он писал биографию одного нашего знаменитого предка, который под предводительством графа Мальборо одержал блистательные победы под Ауденардом, Бленхеймом и Мальплакетом. В кабинете отца хранились письма и документы, найденные в сундуке в одной из башен. Он часто говорил: «Этот труд — дело моей жизни. Только хватит ли у меня сил завершить его?»Я подозреваю, что, сидя в своем кабинете, папа, вместо того чтобы работать, просто мирно дремал.