Джейн Кренц - Сюрприз
— Я была страшно не права, когда говорила, что ты применяешь замарские способы любви, чтобы соблазнить меня. Я приношу извинения. Я была сердита, потому что объявлением о помолвке ты разрушил мои планы.
— Я знаю.
— Если честно, то обвинять за случившееся в саду я должна только себя. — Она мгновение поколебалась и добавила:
— Я хотела твоих ласк тогда и хочу их сейчас.
Маттиас почувствовал, что ему трудно дышать.
— Ты уверена в этом?
Она приподнялась на цыпочки и обвила руками ему шею.
— Никогда и ни в чем не была более уверена.
— Имоджин… — Он крепко, едва ли не свирепо сжал ее в объятиях и наклонил к ней голову.
Имоджин положила кончики пальцев на его губы:
— Милорд, позвольте мне прояснить ситуацию.
— Прояснить?
— Мы оба согласились, что отправляемся в любовное плавание лишь при условии полного взаимопонимания.
— Да.
— Твои опасения по поводу того, что я впоследствии выдвину против тебя обвинения, прошли?
— Вполне. — Он стал покусывать кончики ее пальцев.
В глазах ее заблестели искорки.
— В таком случае я не вижу причин, почему бы тебе не воспользоваться замарскими способами. Ты с этим согласен?
Облегчение и радость — ..именно эти чувства испытал Маттиас.
— Нет никаких причин, — согласно кивнул он успев поймать руку, которую Имоджин хотела отвести от его губ, и поцеловать в ладонь.
Имоджин вздохнула и прильнула к нему. Маттиас наклонился к ее рту.
Приподнявшись на цыпочках, она с явным энтузиазмом вернула ему поцелуй. Маттиас коснулся ртом ее щеки и уха. Он ощутил девичьи пальцы в волосах — и дрожь пробежала по его телу.
— Мы будем делать все не спеша, — пообещал он.
— Как ты хочешь. — Она развязала ему галстук.
— Мы будем наслаждаться каждым мгновением. Мы не сделаем следующего шага, пока не исчерпаем до конца радость предыдущего.
— Вы напоминаете мне одного из новых поэтов, сэр. — Она стала расстегивать ему рубашку. — Или вы цитируете замарские стихи?
— Мне хотелось бы, чтобы ты запомнила этот день до конца жизни, — серьезно сказал он.
— Вряд ли я когда-либо его забуду. — Имоджин нетерпеливо дернула за рубашку. Тонкое льняное полотно не выдержало, с треском разорвалось, и этот звук в нежилом пыльном помещении прозвучал как выстрел. — О Господи! Кажется, я порвала вашу рубашку, сэр. Я чертовски сожалею.
Маттиасу стало вдруг удивительно легко.
— Забудьте про рубашку, мадам. У меня их изрядный запас.
— Какое счастье…
Маттиас приподнял вверх ее лицо и посмотрел на нежные, полные губы. На какой-то момент он забыл о своих намерениях не торопиться с любовными ласками. Он почувствовал жар, нечто вроде горячки. Он пылал, и, судя по тому, как Имоджин обошлась с его рубашкой, она испытывала то же самое.
Он взял ее на руки и понес к скамейке у стены.
Когда он положил Имоджин на задрапированные подушки, поднялось облачко пыли. Маттиас поморщился, но Имоджин, судя по всему, не обратила на пыль никакого внимания. Она не отводила от него горящих глаз. По всей вероятности, подумал Маттиас, он нашел единственную женщину во всей Англии, которая не станет жаловаться на то, что ее соблазнили в захламленном пыльном музее.
Он поцеловал ее в кончик носа и распрямился, чтобы снять с шеи галстук. Он швырнул его на саркофаг, затем быстро освободился от пиджака, жилета и злосчастной рубашки. Он коротко улыбнулся при виде рваной рубашки.
Отбросив снятую одежду в сторону, Маттиас взглянул на Имоджин и увидел, что она неотрывно наблюдает за ним. Он прочитал явное желание в ее глазах, и у него перехватило дыхание. В уголке рта Имоджин между Полуоткрытых губ появился кончик языка.
— Вы изумительно красивы, милорд, — тихим, чувственным голосом сказала она. — В самом деле, я… я никогда не видела ничего похожего.
Маттиас рассмеялся.
— Ты единственное по-настоящему красивое создание в этой комнате. — Он опустился на скамью и зарылся лицом в ворох зеленых муслиновых юбок.
— Маттиас… — Она обняла его за плечи. Маттиас приподнял ее и стал целовать, и целовал до тех пор, пока она не задрожала, откинув назад голову. Он неохотно расстался с ее губами и принялся целовать ее шею. Она извивалась и тянулась к нему, приподнимаясь и прижимаясь небольшими крепкими грудями к его груди.
Когда его поцелуи дошли до линии декольте, он расстегнул лиф платья. Под прозрачной рубашкой проглядывали розовые соски. Маттиас почувствовал спазм в теле.
Нагнувшись, он стал целовать маковки грудей. Имоджин вскрикнула и осыпала горячими поцелуями его плечи.
Маттиас взял в кулак ворох юбок и потянул их вверх. Он поднимал их до тех пор, пока его взгляду не открылся треугольный холмик в густых темно-каштановых завитках, которые скрывали обольстительные девичьи тайны.
Имоджин наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Хрипло застонав, он приник ртом к шелковистой внутренней поверхности чуть разведенных бедер. Ему показалось, что он ощутил ласковое прикосновение замарского моря.
Он накрыл ладонью густоволосый холмик, который излучал тепло и словно дышал.
Тихий вздох Имоджин подействовал на Маттиаса опьяняюще. Он почувствовал, как повлажнела его ладонь, ласкающая девичью плоть, и подумал, что в его жизни не было ничего, что потрясло бы его до такой степени.
— Это… бесподобно, — прошептала Имоджин, инстинктивно еще шире разводя ноги. Ее ногти впились в плечо Маттиаса. Трепет пробежал по ее телу. — Это ведь те советы, о которых ты сегодня говорил. Ну… для замарских жениха с невестой…
— К сожалению, у меня не хватит терпения, чтобы сегодня воспользоваться всеми ими… — Маттиас повозился с брюками и освободился от них. — Однако торжественно обещаю, что мы не пропустим ни одного из них. А теперь, малышка, разведи ноги, затем обними ими меня.
Повинуясь, Имоджин раздвинула округлые бедра, открыв его взору милую расщелинку, но затем недоумевающе спросила:
— Обнять? Ногами?
— Я должен войти в тебя, — пояснил Маттиас. — Я сойду с ума, если мне придется ждать еще.
Имоджин послушно обвила его ногами.
— Маттиас, только это несколько странно… Ты узнал об этой позе из того замарского свитка, о котором упоминал?
Он нежно погладил ее по щеке:
— Некоторые вещи универсальны везде и во все времена.
Маттиас чувствовал, что девушка открыта его ласкам. Роса, выделившаяся из упругой расщелины, смочила его пальцы, и он использовал эти капли, чтобы увлажнить удивительную жемчужину, трепетавшую у самого входа. Имоджин застонала.
— Боже мой, я не могу… не могу… А-а-а… — Больше она так ничего и не смогла сказать.
