Лидия Джойс - Музыка ночи
Он стянул с ее плеч сорочку, его руки скользнули под корсет, обхватили грудь, и он поцеловал ее. Прикосновение слегка огрубевших ладоней к чувствительным соскам вызвало новую волну желания, она попыталась выгнуться, но его тяжесть и корсет делали ее недвижимой.
Выпрямившись, Себастьян осознал, что почти на две трети высвободил ее груди из модного корсета с глубоким вырезом. Когда он снова исчез из поля зрения, Сара хотела подняться.
– Лежите спокойно, – хрипло сказал он.
«Это вызвала я», – с изумленным недоумением подумала Сара. И подчинилась. Она услышала, как он что-то поднял с пола и опять вернулся к ней.
– Известно ли вам, что женщины и мужчины Полинезии имеют обычай татуировать друг друга? – небрежно поинтересовался он, слишком небрежно. – Это первобытный знак принадлежности. Если хотите, племенной собственности.
– Что вы делаете? – настороженно спросила она.
– Я не садист, Сара. Я не имею в виду нечто постоянное или долговременное.
Когда Себастьян наклонился, она увидела его лицо… и руку, державшую перо. От долгого лежания с запрокинутой головой Сара чувствовала легкое головокружение, ей трудно было думать. Она зачарованно смотрела на перо с золотым орнаментом, с изящным серебряным наконечником и черной каплей чернил, блестевшей на острие.
Себастьян улыбнулся, глаза лукаво сверкнули.
– Вы не пожалеете, – многообещающе сказал он. Когда холодный металл коснулся ее кожи над правой грудью, Сара вздрогнула и невольно подняла руки.
– Если я должен привязать вам руки к ножкам стола вашими чулками, я так и сделаю, – пригрозил Себастьян.
Она моментально опустила их, схватившись для верности за юбки. Он изучал ее лицо, и Сара закрыла глаза, чтобы избежать его взгляда, хотя знала, что это глупо. Теперь она еще острее воспринимала легкий нажим пера на ее грудь. Он был холодным, чуждым на горячей коже… и странно возбуждающим.
Сначала штрихи пера были твердыми, потом вдруг дразняще легкими, быстрыми, затем движения стали мучительно замедленными. Эти перемены сдерживали накал ее страсти, обостряя ее чувствительность. Перо танцевало по груди, дразня восхитительной надеждой на завершение, которую Себастьян обманывал снова и снова. Когда перо быстро приблизилось к соску, она приготовилась, ожидая прикосновения к сверхчувствительному месту. Но оно лишь скользнуло по краю, и Сара подавила вздох разочарования. Он кружил вокруг другого соска, пока не остановился, чтобы окунуть перо в чернила. Затем, к ее удивлению, холодная капля упала ей на один сосок, а вторая – на другой. Прежде чем Сара успела отреагировать, кончик пера надавил на первый, а большой и указательный пальцы Себастьяна – на второй. Гладкий наконечник вычерчивал крошечные окружности, пальцы раскатывали чернила по коже. Двойное возбуждение заставило ее сжать лодыжками бока Себастьяна, чтобы крепче притянуть к себе, и твердая плоть уперлась в ее самое жаждущее место.
– Еще нет, – пробормотал он. Сара открыла глаза, увидев сквозь туман страсти, что он исчез из поля зрения, но через секунду вновь ощутила перо, теперь на внутренней стороне бедер. Прикосновение было очень легким, восхитительным и пугающим. Она крепко сжала губы, когда он двинулся по холмику завитков, потом еще ниже…
– О Господи, – прошептала Сара.
Она не знала, как он это делает, но ее тело ответило взрывом наслаждения, которое было почти мукой на грани экстаза.
Но перо скользило дальше, пока Сара не почувствовала твердость наконечника у края внутренних складок. Она хотела этого, она боялась этого…
– Верьте мне, Сара, – прошептал он, словно прочитав ее мысли.
Потом надавил, и перо скользнуло внутрь, края возбуждающе терлись о влажную кожу. Ее тело желало большего, Сара ощутила пустоту, образовавшуюся внутри, пустоту, созданную ее собственным желанием.
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста.
Он словно только этого и ждал, она почувствовала, как его возбужденная плоть на секунду прижалась ко входу. Потом Себастьян погрузился в нее, заполняя пустоту с таким удивительным мастерством, что она вцепилась ему в рубашку и еще ближе притянула к себе, требуя большего своими руками, губами, всем телом. Инстинктивно Себастьян нашел ритм, который вел ее в чувственную пропасть… и, когда она уже начала падать, его большой палец нащупал средоточие желания у нее между ног, с такой силой ударив ее о стену невероятных ощущений, что в глазах у нее потемнело, а в ушах раздался оглушительный грохот. Это было за пределом наслаждения, за пределом боли, на грани смерти.
Когда Сара наконец очнулась, Себастьян еще неподвижно лежал на ней, уткнувшись ей в плечо, тяжело дыша. Он заставил себя встать и протянул ей руку. Она с трудом поднялась, оглядела комнату, поразившись учиненному ими беспорядку.
Письменный стол испачкан, пол усеян бумагами и чернильными пятнами, которые также покрывали рубашку Себастьяна и ее сорочку. На груди у нее размазаны абстрактные разводы, которые вряд ли уберешь одним лимонным соком. Она должна бы сгореть от стыда, подумала Сара, но после всего, что сейчас произошло…
– Это было замечательно, – сказала она. Себастьян улыбнулся, медленно, устало.
– Да, – согласился он. – Это настоящий образец красоты.
Сара чуть не задохнулась от смеха.
Глава 15
«Настоящий образец красоты» ознаменовал своего рода их молчаливое примирение. Они могли разговаривать обо всем. Но определенные темы были закрыты. Сара чувствовала, что их лучше не касаться, это приведет только к напряжению между ними, а дополнительных сведений она все равно не получит. И она хранила молчание.
Однако Сара догадывалась, что постоянное отсутствие Себастьяна как-то связано с мистером де Лентом. Известные ей факты говорят о том, что у Себастьяна имеются для него планы возмездия, как имелись для нее, только более сложные, конечно, и, возможно, более ужасные. Когда она думала о тех планах, ее охватывали весьма неприятные чувства. Во-первых, страх – за Себастьяна, за то, что он делает, что при этом как-то может пострадать леди Анна. Еще беспокойство насчет собственного будущего, когда свершится месть Себастьяна. Потом ему больше незачем оставаться в Венеции, и куда она пойдет? Что будет делать? Их связь временная, на этот счет она не строила никаких иллюзий, но будущее после него представлялось ей голой стеной, пустотой, которую не могли заполнить ее размышления, имевшие слабый оттенок горечи.
Она подумала о мистере де Ленте, разоблаченном, опозоренном, даже мертвом. Но удовлетворение, которое Сара почувствовала от этой мысли, испугало и встревожило ее больше, чем она хотела признать.
